Глава четвёртая. Боевая песнь.

- Так о каком мирном решении конфликта шла речь? – вместе с этим странным вопросом, вызывающим смутные воспоминания совсем недалёкого прошлого, в челюсть Рональда Фрейса пришёл мощный хук, выведший из дремоты и наполнивший голову кучей мыслей – странных, не укладывающихся в общую картину, спорящих друг с другом.

Жёсткий металлический стул, устремлённый прямо в глаза луч лампы, размытые фигуры людей вокруг... Руки, неподвижно закреплённые за спиной – верёвка или же наручники. Что... Что происходит? Почему? Воспоминания, впрочем, не заставили долго себя ждать.

Рональд Фрейс испытал головокружительное падение – если только было ещё куда-то падать в такой дыре, как МКСР. Он уже потирал руки в предвкушении успеха операции, на которую положил более года своей жизни. Более года изощрённой лжи днём и ночью. Более года громогласных выступлений против власти Шпиля, изобличения всех его преступлений, которые только мог знать человек, являющийся офицером «Лекаря», за годы работы в городских службах надёжно подкованный во всём, касающемся влияния на других людей. И всё это – напрасно. Рональд не мог сказать, что заставило его, сидящего в радиорубке и наблюдающего за происходящим в карантинном секторе, вдруг взять в руки рупор громкоговорителя, и выдать себя этим поступком окончательно и бесповоротно, не оставив и малейшей надежды на спасение.

- Иди к чёрту. – прорычал он в расплывающееся лицо Даррела Гриса.

Новый удар превратил окружающие лица в цветной калейдоскоп. Рональду захотелось вдруг плакать при мысли о том, что он не доживёт до момента, когда чудом переживший засаду Даррел Грис окажется на пыточном столе. А заодно – и все остальные руководители МКСР. Хотя, если поразмыслить – нет ли для него шанса выбраться живым? Рональд вдруг вновь начал чувствовать уверенность.

Да, такие люди, как Даррел, лишь на первый взгляд пекутся о мире и спокойствии. На деле же – именно им больше всего и хочется стрельбы. Настолько сильно, насколько трусливы те, кого он набрал в свою Революционную Партию. А это уже выход. Рональд напомнил себе, что МКСР всё же проповедует о демократии и равенстве. Поможет ли в его передряге местная партийная система? Рональд знал, что, стоит ему оказаться перед полным составом Совета – не перед вооружёнными автоматами стрелками, а перед разрозненными, постоянно вступающими в трения партиями – у него появиться шанс вывернуть происходящее так, как нужно ему. Члены РевПартии, да и консерваторы, наверное, тоже – они будут слушать его особенно внимательно. А с этими двумя партиями у него будет более половины Совета...

- Ты сейчас не в том положении, голубчик, чтобы шутить шутки. – разминая кулаки, сказал Даррел, - Самое полезное, что ты можешь сделать для своей шкуры сейчас – выкладывать то, что знаешь.

- Я только хотел бы знать, на каких основаниях Даррел Грис допрашивает меня. – оглядывая обступивших его людей в поисках малейших следов сочувствия, произнёс Рональд, - Я думал, нами всё же управляет Совет. Неужели Даррел Грис стал диктатором бункера после этой резни?

- А, то есть ты хочешь ещё раз начать лгать людям, которые всё это время давали тебе еду и крышу над головой? – склонился ближе Даррел, - Пустив врагов в наш дом, ты надеешься, что мы позволим тебе и дальше продолжать свои козни? Вот что я тебе скажу. Здесь именно я и те люди, которым ты вырыл глубокую могилу. Ах да, партийность. Ребята, расступитесь, покажите ему... Вот, советник Басот, лидер Консервативной Партии. А это советник Миххенар, лидер рабочей Партии. Думали ещё пригласить лидера Революционной, но потом поняли, что именно он, как бы это странно не звучало, оказался предателем.

- Даррел. Времени у нас немного. – неохотно вмешался Басот, стоящий у дальней стены пожилой седоволосый мужчина с короткой стрижкой и закрывающей всю нижнюю часть лица бородой, - Наш гость должен нам ещё много чего рассказать.

Сердце Рональда упало. Басот уже настроен против него. Это, пожалуй, худшее, чего можно было ожидать. Самый благоразумный и осторожный советник, которого можно было бы завлечь надеждой на прощение со стороны Города-N. Сам Рональд, конечно же, знал, что подобного прощения Шпиль не допустит, и всех жителей МКСР ждёт неизбежная жестокая смерть. А руководителей – пыточный стол. Вне зависимости от того, как они теперь будут «помогать следствию». И, похоже, что и сами руководители МКСР догадывались об этом. Если так, то надежды на спасение практически не оставалось.

- Хорошо, не будем тянуть. – продолжил Даррел, - Тебе больше всего дорога твоя шкура, так? Иначе бы сдался только мёртвым. А мы, уж поверь, гораздо добрее твоих хозяев наверху. Твою жизнь мы не гарантируем – но, будь уверен, не обрекаем и на смерть. Мы тебе предлагаем сделку. Очень простую. Ты отвечаешь на все наши вопросы. Так, чтобы мы продержались хотя бы пару дней. И тогда мы отпускаем тебя на все четыре стороны. Есть другой вариант – ты ломаешь дурака, молчишь, или врёшь нам.

- И тогда вы меня всё-таки убиваете. – кивнул головой Рональд.

- Нет. Тоже отпустим. – махнул рукой Даррел, - И тоже на все четыре стороны. Есть только одно «но» - отпустим тебя таким же, как и люди из карантинного сектора, на которых ты натравил своих дружков. Тебе всё ясно?

Рональда пробрало холодом. Он не думал, что бездомные бандиты, обитающие в заброшенной канализации, покажут такую изощрённую жестокость. Заразить его, офицера «Лекаря»... Вот это действительно будет позор хуже смерти. Хуже пыток. Обречь его на медленное гниение – да лучше сразу пуля в лоб. И действительно, самоубийство останется для него единственным выходом.

Или – предательство. Помощь мятежникам. Он действительно может рассказать им очень многое. И как знать, не поможет ли им эта информация выстоять против карательной экспедиции – которая, Рональд в том ничуть не сомневался, намечена на самое ближайшее время. Он уже буквально видел, как мятежников ставят на колени, упираясь дулами автоматов в затылки. Как бы не оказаться и ему среди них. Выходит, ему остаётся лишь идти на поводу у Даррела – и надеяться, что удача не подведёт его впредь.

- Ясно, очень даже ясно. – ответил Рональд, - Один вопрос – чем вы гарантируете выполнение своей части договора?

- Моим честным словом. – пожал плечами Даррел, - Большего ты и не заслуживаешь. В твоих интересах – просто поверить нам. Ну и, конечно, у тебя нет другого выхода.

- Тогда задавайте свои вопросы. – откинулся Рональд на спинку стула.

В самом деле – что может быть проще, чем просто говорить правду? Хотя, учитывая, что весь последний год всё, что он делал – изощрённо, мастерски и со вкусом врал этим людям...

- Как долго ты работаешь на «Лекарь»? – спросил Даррел, - Год назад, когда...

- Да. – оборвал его Рональд, - Я был агентом с самого своего прихода сюда. До этого – ещё два года в «Лекаре».

- И в чём же была твоя задача? Следить? Выискивать оппозицию?

- Гораздо интересней. – усмехнулся Рональд, - МКСР взят под опеку рекламным отделением.

- Каким ещё к чёрту рекламным отделением? – нахмурился Даррел.

- Для гражданских лиц оно называется новостным. – улыбнулся Рональд.

- Что ты хочешь сказать?

- Видите ли, в нашем Городе даже самый отъявленный радикал, сам того порой не осознавая, служит во всеобщее благо, укрепляя власть Шпиля. И ваш бункер не будет исключением. Вам состряпают, да что там, уже наверняка состряпали, превосходную легенду, закрепят за вами десяток страшных преступлений, выявят вред, который вы уже давно пытаетесь нанести Городу... И – вуаля! Страшный враг готов. Шпиль получает быструю и победоносную войну.

- Может, ты ещё скажешь, что ими была задумана и вчерашняя смерть тридцати солдат? – недоверчиво спросил Даррел.

- Нет, события не должны были развиться так быстро. – покачал головой Рональд, - Аннексия должна была пройти красиво. Поэтапно, чтобы не вызвать у вас серьёзного сопротивления. Одно за другим маленькое попущение лекарям привело бы вас к полной неспособности сражаться. Тогда бы пришли окончательно – с тем, чтобы вырезать всех.

- Я не понимаю одного. – мотнул головой Даррел, - Мы живём в разрушенной части Города, никак не проявляли себя, не агитировали народ на восстание. Просто давали приют беженцам после того, как Шпиль не сумел спасти их. За что? За что нас решили уничтожить?

- Я ведь уже сказал. – вздохнул Рональд, - Это рекламная акция.

- Объясни.

- Хорошо. Рассказываю вам примерный план того, как всё это делается. Лекари вырезают всё убежище. Сюда прибывают рекламщики, по сути, те же самые лекари, но с камерами. Они придадут бункеру нужный вид – добавят атмосферы безумия и фанатизма. Затем красочный, блистательно оформленный материал выходит в эфир. С одной стороны, обеспечивая профилактику возможных враждебных настроений. С другой – в очередной раз демонстрируя несокрушимую мощь Шпиля. Это называется рекламной акцией. Вы понимаете? Речь идёт не о вашей угрозе, а о прибыли, которую получает Город. Необязательно денежной. Верность преданных подданных – тоже важный ресурс.

- Вот значит, как. – проговорил Даррел.

- Именно так. И теперь, поняв, что вас не удастся уничтожить незаметно, они переведут вас в ранг ещё больших преступников, с которых, соответственно, и прибыли можно получить гораздо больше. Ваш бунт возьмут под контроль. Настолько, чтобы вы думали, будто осуществляете свою собственную волю, при этом не имея ни малейшего шанса победить. Они дают революционерам набраться сил и ринуться, сломя голову, в заранее заготовленную ловушку. Вы, наверное, помните послевыборных оппозиционеров, голодный мятеж, террористов на ТАЭС? То, как всё это было раскручено и вывернуто в пользу Шпиля – образчики превосходной работы рекламной службы «Лекаря». Хотите ли вы скрыться от власти, пытаетесь ли ей навредить, или мечтаете её свергнуть – неважно. Исход будет один. Вас используют согласно нуждам Города. Сопротивление бесполезно. И всё, на что вы можете надеяться...

- А теперь помолчи и послушай. – вторгся Даррел, - Помолчи и послушай то, что я тебе скажу. Это будет первое и последнее предупреждение.

Да уж... Окружающие выглядели весьма подавленными. Советник Басот со всей задумчивостью, на которую только был способен, глядел словно сквозь Рональда. Советник Миххенар, приглашённый на допрос, по-видимому, лишь для того, чтобы нельзя потом было сказать, будто Рабочую Партию, третью по численности в убежище, устранили от управления, чуть ли не трясся от ужаса. Ещё бы – рабочие никогда не ратовали за открытое сопротивление Городу – а уж какое воздействие окажет весть об истинных результатах подобного сопротивления... Даже стрелков из отряда Даррела пробрало.

Сам он оказался намного крепче, чем предполагал Рональд.

- Это допрос. – отчеканил Даррел, - И я провожу его не для того, чтобы узнать твою версию происходящего в Городе. Первое и последнее предупреждение. Ты должен отвечать на вопросы. Именно отвечать на вопросы. Если продолжишь в том же духе – я выставлю всех за дверь, и мы с тобой потолкуем с глазу на глаз. Уверяю, тебе не понравится, как я стану говорить тогда. Надеюсь, ты выговорился. Всё ясно?

- Да... Ясно. – медленно проговорил Рональд.

- Что им известно о нас? – спросил Даррел.

- Что ж... – вздохнул Рональд, - Легче сказать, чего они не знают.

Глупцы, какие глупцы... На что они надеются? Лишь погубят себя – и его заодно с собой.

- Конкретней.

- Они знают расположение всех трёх выходов, у них есть схемы всех тоннелей убежища, им известны все руководители МКСР, составы партий. Они знают, сколько людей в состоянии держать оружие, сколько у вас есть этого самого оружия, сколько патронов... Всё, понимаете? Всё, что способен выяснить человек, целый год пристально следивший за всем происходящим здесь. Не знают, разве что, сколько раз вы сегодня ходили в сортир – но, полагаю, лишь оттого, что меня раскрыли.

- Если бы это что-то изменило, я бы превратил твоё лицо в кровавую кашу. – проговорил Даррел, - Но договор есть договор – хоть ты и не заслуживаешь подобного милосердия. Самый главный вопрос – когда? Когда они придут?

- Откуда мне знать? – пожал плечами Рональд, - Я всего лишь агент рекламной службы. Зачисткой занимаемся не мы. Может завтра, может через неделю, может, они уже спускаются к вам... Но на самом деле, я подозреваю, что вас победят гораздо проще. Зачистка, погибшие солдаты... Ну зачем им это? Можно провернуть ваше поражение гораздо изящней.

- Что ты имеешь в виду? Говори, не тяни кота за хвост!

- Я говорю про химическое оружие. – с напором произнёс Рональд, - Пустить по всем тоннелям отравляющий газ – и большая часть жителей убежища гарантированно уничтожена. Счастливчики в противогазах проживут до тех пор, пока не закончатся кислородные баллоны. А до того момента будут слишком деморализованы, чтобы сопротивляться. Могут поступить хуже – пустить усыпляющий газ, чтобы затем дать возможность солдатам устроить кровавую баню в качестве мести за погибший спецотряд. Бункер не защитит вас, понимаете? Он станет братской могилой, а не крепостью.

- То, чего мы и опасались, Даррел. – заметил советник Басот, - Они предпримут химическую атаку, возможно уже готовят её.

- Значит, бункер перестаёт быть нашим домом. – промолвил Даррел, отстраняясь от Рональда, - Но готовы ли они к такому нашему шагу?

- Едва ли. – признался Рональд, - Конечно, это не станет для них совсем уж большой неожиданностью. И вы очень много потеряете на поверхности – станете уязвимыми для танков и вертолётов – не говоря уже о бомберах. Впрочем, если не будете лезть на рожон, на вас пожалеют что-либо серьёзней бронированной пехоты. Получите шанс прожить дольше? Это уж точно. Во всяком случае, вы сможете сражаться, если вам этого так хочется. Но тогда вы должны понимать – я сказал всё, что может быть вам полезным. Если вы не станете оборонять бункер, то и моя информация вам больше не потребуется. Вы должны меня отпустить.

- Вне всякого сомнения. – кивнул Даррел, поворачиваясь к своим бойцам, - Отправьте его к остальным. Начинаем эвакуацию.

Рональд едва слышно вздохнул. Жив... Жив, жив! Это было невероятно. После всего произошедшего...

Стоп, стоп, стоп. Каким таким «остальным»?

- Даррел? Даррел Грис! – ощущая поднимающийся в душе ужас, торопливо забормотал Рональд, - Что значит к остальным?

- К остальным заражённым. – бросил Даррел, выходя из комнаты в сопровождении обоих советников и большей части своих бойцов, - Седрик, заканчивай с ним скорей.

- Это не будет больно. – пообещал выступивший вперёд высокий мужчина в неком подобии врачебного халата, - Больно будет потом.

- Седрик, Седрик, прошу тебя! – закричал Рональд при виде того, как этот известный на всё убежище врач самоучка, единственный, у кого хватало нервов на то, чтобы вытаскивать пули из раненых бойцов, набирает в сборный металлический шприц подозрительно прозрачную жидкость из тёмной ампулы, - Ты не можешь этого сделать! Ты же врач! Как же твоя клят...

- Я не давал её. – виновато улыбнулся Седрик, - Меня же выгнали с третьего курса медучилища. Не вини меня. Я тоже не буду тебя винить. Но Оуэн был моим другом, а это всё же кое-что значит. Я не жесток – если, когда лекари станут наступать, ты захочешь застрелиться, я не пожалею на тебя пули.

*********

Далеко, до самого горизонта простирались бесконечные зелёные горы. Андре стоял на вершине одной из них. Откуда-то снизу слышался шум реки, преодолевающей пороги.

Андре знал – он здесь неспроста. Давно следовало понять – ничто не исчезает просто так. Да, прошлый мир погиб навсегда. Но его мечта – попасть к этим горам, увиденным лишь один раз в жизни на поблекшей рекламной листовке – мечта осталась. И вот, он здесь...

Андре дышал и радовался от того, каким чистым и нетронутым воздухом был наполнен этот край. Он провёл рукой по щербатой коре высокого, в десяток метров, дерева, почувствовав едва ли не сердцебиение этого молчаливого и спокойного горного жителя. Опустился на мягкую, состоящую из спрессованных чуть ли не столетиями листвы, травы и мха землю.

Успел подумать о том, как прекрасно всё-таки жить.

После чего одна короткая предательская мысль вспыхнула в мозгу.

Он подумал, что так не бывает. Это был рай, самый настоящий рай – такой, какого уж точно нет на земле. Пение птиц, шелест листьев, мягкий свет солнца над головой... Андре подумал, что слишком долго прожил в Городе-N, чтобы поверить в возможность существования всего этого.

И, словно отвечая его мыслям, яркая огненная вспышка озарила тысячелетний горный лес. Пожар шёл не с востока и не с запада, не было никакого эпицентра. Огонь просто возникал повсюду, куда бы не посмотрел Андре. Огонь охватывал широченные стволы дубов, в мгновение ока проедая насквозь древесину, листва опадала на землю уже иссушенной золой, дым... Дым взвивался сотнями тонких струек всё выше и выше. Казалось, будто каждая струйка дыма отражала собой то погасшее навеки сердцебиение в глубине каждого из деревьев. Этот сонм духов мчался прочь от мгновенно почерневших, обугленных, крошащихся каменных скал.

Нет, огонь не трогал самого Андре. Он лишь выжигал всё, чего касался он сам. И, ступая по изрытой трещинами земле, видя, как там и тут поминутно вспыхивают гейзеры, Андре глядел вниз, в низины горных кряж, туда, где из рассечённых пород выступала кипящая лава. Он задавался вопросом – неужели его мечту так просто взять и рассеять в пыль одним единственным сомнением? Или же... Или же всё окружающее изначально было слишком нереальным, настолько фантомным, что подстраивалось под малейшие его мысли и желания?

Едва он признался себе в нереальности и этого видения, в шуточности огня, испепелявшего горы, но не смеющего тронуть его самого, как горы померкли, бушующий, грозящийся залить горы океан лавы внизу застыл в неподвижности. Вздымающиеся из-под земли облака гейзерного пара осыпались кристальным сиянием льда.

Ещё немного – и безжалостная метель окутала горы. Снег мёл отовсюду, залеплял глаза, не давал дышать, скрывал дальние скалы сплошной белесой стеной. Ноги мгновенно стали двумя колоннами, медленно прорубающими путь во всё растущем снежном болоте. Снег облеплял Андре, и он, наверное, выглядел сейчас могучим ледяным великаном. Готовящимся застыть в вечном холоде, не в силах больше двигаться от тяжести своих доспехов.

«Я уже был на льдине» - вспомнил Андре, - «Она раскололась и погребла меня над собой»

Произошло нечто неописуемое. Казалось, будто некий невидимый художник тут же спешил осуществить малейшие желания Андре. Но, если раньше он метался из одной крайности в другую, из рая в ад, из пылающей геенны в ледяную тундру, то сейчас у художника просто закончилось терпение. Громадная чёрная полоса с рваными краями вдруг пролегла вдоль низины. Разорванный надвое холст – вот что это было. Черная, поглощающая всяческий свет полоса сначала разделила мир – и затем та половинка, что не досталась Андре, стремительно исчезла, будто куски холста разлетелись в разные концы мастерской.

Но на этом не прекратилась расправа художника со своим холстом. Черные края стали поглощать саму материю вокруг себя, всё большие пространства горной кряжи оказывались во власти всепоглощающего мрака. Очень скоро остался уже совсем небольшой холмик вокруг Андре. Отвоёванные темнотой горы уходили... Будто бы в никуда, не оставляя от себя никаких следов. И когда тьма приблизилась к самому Андре настолько, что можно было просто прыгнуть вперёд и тут же очутиться в её объятиях, Андре вдруг понял, что на этот раз не будет так, как с огнём, который пощадил его, или с морозом, который не убил его в первые же секунды, как это должно было произойти. Тьма поглотит и его.

Но чем он станет в её объятиях?

Огонь мог испепелить его, мороз мог превратить в почерневшую ледышку. Но тьма?..

Когда она пришла и забрала его, он не ощутил ничего. Ни адских клыков, раздирающих на части плоть, ни пронзающих всё тело мук, ни воющих животных. Потому что все ощущения ушли вместе с реальностью, пусть нарисованной, придуманной, той, в которую он не смог поверить – но реальностью. В этой же бессмысленной темноте не было ничего.

Лишь смутный вопрос, непонятно кем заданный, наполнил его.

Стоило ли небытие свободы от иллюзий?

Андре вдруг захотелось кричать – но ни звука, ни единого шума не существовало в это безграничном «Ничто».

Он стал молиться. Безмолвно, не слыша ни звука, не ощущая даже своих губ – да и кто сказал, что у него вообще осталось тело?

Но, так или иначе, когда он стал молиться, его услышали. И ответили.

- Андре!

Тяжёлый, словно под приступом астмы вдох ударил молотом по груди. Андре пытался дышать. Выпученные глаза его ловили мельчайшие блики света, руки скользили по мягкой поверхности кровати...

- Андре! Ты слышишь меня? Андре! Что с тобой?!

Андре не понимал, что с ним происходит. Грудь оказалась сотрясена очередью глубоких спазмов, каждый из которых впускал в лёгкие немного кислорода. Каждый раз кислорода оказывалось достаточно лишь для того, чтобы продолжать судорожно цепляться за ускользающие искорки жизни.

- Андре! Не уходи!

Ещё один удар... И Андре зашёлся в мокром кашле. Кашель выдавил из лёгких последние остатки кислорода, и он уже решил, что всё, конец... Когда грудь вновь заходила вверх и вниз, качая воздух.

В глазах мгновенно прояснилось. Потолок и пол вернулись на свои места. Он перевернулся с боку на спину и увидел над собой её лицо. Лиза. Она вся дрожала, дрожала намного больше, чем под страхом собственной смерти тогда, при атаке лекарей.

- Лиза. – только и сумел выдавить из себя Андре.

Она отпрянула назад. Ужас, бесконечный ужас стоял в её глазах.

Что с ним произошло? Почему страшный сон едва не забрал его жизнь? Андре дышал глубоко и жадно, будто не до конца веря в то, что к нему вернулся воздух. Он понимал, что лишь каким-то чудом спасся от смерти. Он и не представлял даже, что должна была чувствовать Лиза, наблюдавшая за ним, корчащимся в предсмертной агонии. Ведь проснись он на несколько секунд позже – и с приступом уже не удалось бы справиться.

- Я будила тебя. – забормотала Лиза, - Я стала тебя будить, а ты... А ты...

Андре приподнялся на кровати. Протянул руки. Она, уже не пытаясь сдерживать слёзы, упала в его объятия. Он гладил её, что-то приговаривал, пытаясь утешить, пытаясь справиться с собственными мыслями. Смерть опять приходила за ним, и опять он ушёл от её цепких лап. Но как знать, не будет ли новых приступов? Ему хотелось думать, что такого влияние вируса – но чтобы он таким образом проявлял себе уже на пятый день? Этого не могло быть, это было невозможно. А значит, причина кроется в чём-то другом. И Андре точно знал, что странный, не поддающийся пониманию сон напрямую связан с приступом. Однако с каждой секундой яви память о сне блекла и уходила всё дальше. Андре подумал, что, через пару часов он, верно, уже и вовсе не сумеет вспомнить о нём.

- Выходит, ты спасла меня. – вымолвил он.

- Выходит, так. – она подняла на него свои глаза, - Я не хотела терять тебя.

Лиза была дарована ему так неожиданно, что он уже не понимал – проклятием или же благословлением пришёл для него вирус. Конечно, всё закончится очень скоро – она потеряет его, а он её, и это неизбежно. Возможно, что всё будет ещё хуже – кто-то один погибнет первым, и второму придётся доживать оставшееся время, видя в этом ещё меньше смысла, чем было до их встречи. Но пока она была прямо перед ним, и Андре хотелось лишь одного – вечно прижимать к себе её худое измождённое невзгодами тело, целовать её губы, не отпускать от себя никогда. Ничто, кроме смерти не могло разделить его и Лизу.

Он смотрел на неё и думал - может, нужно сказать, что любит её? Она с такой преданностью и надеждой глядела в его глаза, ища в нём это чувство, что казалось жестокостью томить её дальше.

- Я... – тихо промолвил он, - Думаю, что...

«Что люблю тебя» - хотелось сказать ему. Но нет, он не мог – ведь ему вспоминалась ещё одна женщина, на которую ему бы не хватило и целой вечности. Смерть разлучила его с такими же губами, которые можно было целовать бесконечно. И теперь почему-то казалось зазорным признаваться в любви Лизе. Зная, что они просто в тяжёлое время оказались рядом и стали помогать друг другу. Где же тут любовь?

- Что ты думаешь? – спросила она.

- Думаю, что и я не хочу терять тебя. – наконец вымолвил он.

Она заметно просветлела от этих слов – но Андре знал, что хотел сказать на самом деле.

- Это, наверное, не лучшие слова для пробуждения, - вдруг вспомнила она, - Но там... Там где-то час назад началась эвакуация. Я стала тебя будить, когда у тебя...

Эвакуация. Это тревожное, страшное слово, могущее напугать любого жителя Города хуже любого кошмара. Означающее, что твоего дома больше нет – даже если ты ещё сидишь в кресле и читаешь газету. И что же будет дальше? На поверхности жителей убежища наверняка ждут враги. Где они смогут укрыться? Андре было очень тяжело от мысли, что он пришёл и сорвал всех местных со спокойных мест. Да, он понимал, что вчерашние лекари приходили не за ним, что они поставили под угрозу безопасность всего МКСР. Когда всё закончилось и стихла стрельба, его, террориста, стали искать – но не чтобы наказать, желая воздать хвалу, как новоявленному герою. Однако не нашлось того, кто бы в суматохе запомнил, в какой комнате скрылся Андре, а в тетради аудитора не значилось, что он перепутал комнаты. Поэтому, как рассказывала потом Лиза, выходившая за водой, все решили, что герой, принёсший победу над спецотрядом, погиб и бесследно скрылся в груде искромсанных пулями тел. Лишь под глубокую ночь тоннель расчистили – но уже никого не удивило, что Андре, лицо которого даже сам Даррел помнил крайне смутно, среди трупов так и не оказалось.

- Значит, и нам нужно собираться. – заключил Андре, - Но я ничего не слышу. Разве все уже ушли?

- Нет, не должны. – замотала головой Лиза, - Ещё три минуты назад кто-то был. Мы ещё успеем их догнать.

Распахнувшаяся дверь вновь разбила их уединение.

- Нужно уходить. Эвакуация уже закан... – это был человек из отряда Даррела, Муха, кажется, так его звали из-за причудливой формы противогаза, который тот носил, практически не снимая, - Ты же... Андре? Андре Гасте?

- Да, я. – продолжая обнимать Лизу, коротко проронил Андре.

- Мы тебя искали! Думали, тебя измочалили настолько, что... – Муха осёкся при виде того, как дёрнулась Лиза от его слов.

- Мы уже идём. – поднимаясь с кровати, сказал Андре, - Заражённые идут в хвосте?

- Разумеется. – кивнул Муха, - Сами понимаете, почему... Вы не волнуйтесь, никакой подставы здесь нет – Даррел дал слово, что покинет бункер последним, да и мутанты тоже уходят последними.

- Все остальные уже на поверхности? – помогая принявшей отрешённый вид Лизе собирать их немногочисленный скарб, спросил Андре, - Куда переместится МКСР?

- На окраину C-11. Там есть большое укрепление – доты, окопы... Мутанты оставили за собой. Там мы соберёмся, переждём день, встретим торговцев, совершим с ними последнюю сделку. А затем – за стену. На пустошь. Осядем в окрестностях. Говорят, там дальше есть ещё уцелевшие города... Один из них – на расстоянии сотни километров.

На пустошь. Андре не мог сказать, какие чувства наполнили его при этих словах. Нет, конечно он знал, что никаких городов им не достигнуть. Полторы тысяч человек на открытой со всех сторон, абсолютно голой поверхности? Если Шпиль пожалеет самолёты для короткого смертоносного налёта, их, вне всякого сомнения, атакуют мутанты, взявшие Город в незримую осаду, многими километрами лагерей окружившие последнее поселение людей на планете.

Но было бы очень хорошо успеть выйти за пределы пустоши. Там будет трава, деревья... Возможно, что и животные. Если и их вирус не превратил в ужасных чудищ. Да, сотни километров за оставшиеся четыре дня не преодолеть пешком. И он, наверняка, умрёт в страшной агонии до того, как на горизонте появится зелень, умрёт, в ужасе глядя на надсмехающуюся над отчаянными беженцами чёрную спираль небоскрёба. Вот только даже это будет лучше, чем если его пристрелят в заброшенной канализации.

- Там будет, наверное, воздух почище чем здесь. – прошептал Андре Лизе на ухо, когда они вышли из своей комнаты вслед за проверяющим комнаты Мухой, - Когда мы выйдем за пределы Города – едва ли останемся интересны лекарям. Эти дни мы доживём вместе.

- Не понимаю, почему нам нужно умереть. – потупила взгляд Лиза.

Не понимал и Андре.

- Даррел обрадуется, узнав, что ты жив. – бросил Муха, идя мимо окончательно опустевших комнат, - Он хотел, чтобы ты возглавлял корпус заражённых.

- Что значит возглавлял? – почуял неладное Андре.

- У нас осталась сотня заражённых. Даррел решил, что добровольцам выдаст оружие и отведёт им участок укреплений. А тебя думал поставить над ними командиром. Если, конечно, согласишься.

Андре вроде бы понимал, что лекари не оставят смерть своих товарищей безнаказанной. Но снова принять бой – это было морально тяжело. Снова стрелять в живых людей с намерением убить. Андре не знал, как он выдержит это новое испытание.

Молодого аудитора не было на месте. Андре подумал вдруг, что именно он должен был пройтись по комнатам, чтобы удостовериться в завершении эвакуации. Если только...

- Он принимал новых жильцов, когда пришли лекари. – будто прочтя его мысли, сказал Муха, - Мы потом всё по камерам видели. Начали они с того, что прирезали обоих – мужчину и женщину. Чтобы запугать аудитора и заставить его показать им на те комнаты, где жили именно четырёхдневные. Он в ответ достал откуда-то пистолет. Один раз выстрелил – промахнулся. Очередь даже не дала подняться ему со стула.

- Патрик. – сказала Лиза. – Его звали Патрик. Он был очень добрым.

Выходя из карантинного отсека, они все молчали. Снова перекрёсток. МКСР действительно ощущался покинутым. Ни единого отголоска не доносилось из глубин, молчало и помещение Совета. Вновь укрытие радикалов из прошлого века оставалось покинутым. Или же теперь неуёмный мятежный дух уйдёт отсюда вместе с ними?

Андре увидел Даррела, разговаривающего... С мутантом. Ростом в два метра, мускулистым гигантом. Его ужасающий оскал изображал что-то наподобие улыбки... Мутант. Не на экране, не на картинках, вживую, на расстоянии нескольких шагов. В прошлом такой комплекцией могли похвастаться очень редкие бодибилдеры. Кожа, грубая и шершавая, лишь отдалённо была окрашена в телесный цвет – это было что-то среднее между жёлтым и коричневым. Андре знал, что все мутанты обретают этот цвет, вне зависимости от того, как выглядели раньше. Когда рука мутанта вдруг согнулась в локте, бицепс напрягся. Андре почувствовал, как душа уходит в пятки.

Но самым страшным была не мысль о том, что подобная громадина может сделать с ним одним-единственным ударом. Самое страшное, что во всей фигуре мутанта, в расположении мышц и костей, в чертах лица, угадывался человек. Человек исковерканный, во многом гиперболизированный и преувеличенный. Это было тоже самое творение Господа, что и он сам. Это было его собственное будущее.

Его потрясение, похоже, почувствовали, даже не видя, что Муха вернулся не один. Даррел повернулся к нему, осёкся на полуслове. Уже с изумленным лицом он взглянул на мутанта.

- Это он, Джейр! – сказал Даррел, - Это Андре Гасте!

Андре внезапно ощутил сильное желание убежать и спрятаться обратно в комнату. Он надеялся, что обойдётся без этого. Почести и восхваление – за что? За то, что он погубил трёх людей своими собственными руками, около сотни – руками чужими, и полторы тысячи на гибель обрёк?

- Я очень жалел, что мне не доведётся пожать руку человеку, благодаря которому, наконец, началась наша борьба. – прогремел мутант, идя навстречу Андре – протягивая свою огромную мясистую руку, - Моё имя Джейр. Это честь для меня, человек.

Они пожали руки. Глаза мутанта, даже не карие, а скорее солнечного света, глядели с дерзостью и осознанием своей мощи, более того – принимали Андре, как часть своей мощи. С этим выражением лица, с этим взглядом, понял Андре, мутанты идут под пулемётный огонь, именно так один мутант встретит сотню вооружённых до зубов солдат, вот так холодеет кровь тех, кто встаёт на пути этих чудовищ...

- Я просто сделал то, что должен был. – с ноткой извинения произнёс Андре.

- О да! – расхохотался Джейр, - Именно это и совершают герои – то, что должны. То, что не могут не совершить. Это называется подвигом, человек.

- Мы думали, что ты уже на том свете. – подошёл Даррел, - Я до последнего надеялся, что ты окажешься среди остальных заражённых. Когда отправлял Муху проверить карантинный сектор, уже и не думал, что увижу тебя. Какой же ты... Какой же ты везучий засранец!

- Ты снова спас меня Даррел. – признался Андре, - Меня готовились расстрелять, когда ты подошёл. Нужно, наверное, было поблагодарить тебя. Но... Наверное, тут я всё же струсил.

- Знаю. – махнул рукой Даррел, - Я тебя просил не лезть на рожон, и ты, наверное, решил, что я захочу снять с тебя шкуру. Не пойму только, чем я страшней тридцати лекарей. В общем – ты тут ни при чём, я все равно шёл к ним, намереваясь положить хоть всех стрелков, но отомстить. Если бы не твоя выходка, они бы ни за что так не пересрались. И жертв было бы больше. Так что давай не муди. Идём, эвакуация уже заканчивается. Поговорим по дороге.

Они двинулись не к тому тоннелю, откуда Андре попал в МКСР, но вглубь убежища. Лиза держалась чуть поодаль, но Андре знал, что она слышит и понимает всё, тщательно обдумывает происходящее.

- Что всё же случилось? – на доли секунды задержавшись, чтобы коротко коснуться руки Лизы, спросил Андре, - Как сюда прошли лекари?

- Измена. – ответил Даррел, - Измена, которой мы и подозревать не могли. Нас предал Рональд Фрейс, лидер не какой-нибудь, а именно Революционной Партии. Он был агентом «Лекаря» с самого начала. Долго объяснять, но он так тут всё закрутил, чтобы нас можно было безо всяких оглядок замочить. А потом пустил врагов в наш дом. Думал, что мы спокойно примем сбор «подопытного материала». Думал, можно нами играться, и мы не ударим в ответ. Я, если честно, даже рад, что всё так повернулось. Теперь все эти люди получат то, ради чего стоит жить – хотя бы месть.

- Или бегство? – заметил Андре.

- Или бегство. – согласился Даррел, делая очередной поворот, - Лично я очень надеюсь, что мы доживём до того момента, когда оно станет возможным.

- Они ещё никак себя не проявляли?

- Пока нет. Думаю, что просто готовят нанести один-единственный удар. Какого же было, верно, их удивление, когда мы начали покидать убежище! Здесь мы были и вроде бы защищены, и даже очень хорошо – узкие тоннели позволили ли бы нам положить очень много лекарей при начале штурма. Но бункер стал бы нашей могилой после одной-единственной химической бомбы.

- Много ли у нас оружия? – задал Андре вопрос, который не на шутку волновал его, - И патронов? Как долго мы сможем устоять?

Даррел ответил не сразу. Он коротко вздохнул, после чего главную составляющую ответа Андре понял сам. Джейр издал грубый гортанный звук – наверное, для мутантов это казалось хохотом.

- Оружие, Андре Гасте? Оно – лишь символ нашей силы. Олицетворение того страха, который испытывают бойцы по обе стороны фронта. Нам хватит патронов, чтобы положить не одну сотню лекарей. А к тому моменту они принесут нам уже столько оружия, что нам останется только принять его из их обессилевших рук и продолжить убивать.

- Ну... Это не совсем наш план. – покачал головой Даррел, - За все эти годы оружия на складе осталось немного, едва хватит, чтобы вооружить четыре сотни бойцов. Патронов? Что ж... По две обоймы на человека, к некоторым видам винтовок и автоматов – по одной или даже половине. Пять ручных гранатомётов, ровно двенадцать снарядов к ним. Около пятидесяти метательных гранат. Было в три раза больше, интендант забраковал испорченные. В общем, нам придётся стоять до конца, считая каждый выстрел и молясь о скором наступлении утра.

- Почему нужно ждать утра? – спросил Андре, - Мы же все равно собираемся отходить на пустоши?

- Мы не сможем просто взять и уйти. Пищи и воды едва хватит на три дня. Пищевые синтезаторы мы взяли с собой, но без батарей они долго не проработают. Мы договорились с торговцами, что нам принесут столько топлива, сколько сумеют найти за это короткое время. Чтобы хватило хотя бы на пару-тройку месяцев. Мы расстанемся с большей частью оружия в качестве оплаты, и только после этого сумеем покинуть Город-N.

- И когда должны прийти торговцы? – заговорила вдруг Лиза.

- Завтра утром. – обернулся Даррел к ней, - Вижу, Андре, ты нашёл своего товарища по несчастью.

- Для вас несчастье, а для нас – новое рождение. – хищно ощерился Джейр...

Когда они оказались на поверхности, яркий солнечный свет ударил в глаза Андре. Он не думал уже, что когда-то покинет стены бункера. Судьба оказалась более сведущей в этом вопросе. Место, в которое они попали, находилось совсем недалеко от внешней пятиметровой стены. Здесь она выглядела совсем не так, как в C-10. Покрытая сколами и глубокими трещинами, местами – даже зияющими дырами, стена была побеждённой, лишённой последних следов своей горделивой мощи. Андре вдруг подумалось о том, какой ужасной бедой пришёл прорыв стены для жителей района. Ненавистные палачи и убийцы, стоявшие насмерть на своих постах, повержены, металлические врата ещё дымясь, падают на асфальт, не выдержав прямых попаданий из гранатомётов, – и вот безжалостная орда вторгается в город, вырезая и честных, и лживых, и добрых и злых, ровняя с землей целые кварталы. Наполняются улицы бегущими людьми. Мутанты ступают вглубь района, и на лицах их играют насмешливые улыбки...

Андре мотнул головой. К чему эти мысли? К чему они ему – начальнику третьей диспетчерской, в одночасье из успешного обывателя Города-N превратившегося в заражённого террориста-радикала?

С другой стороны, трудно было не задуматься о войне и её ужасах здесь – где на месте жилых зданий торчали лишь их обрушенные остовы. Где-то кусок капитального перекрытия держал на себе остатки второго, а то и третьего этажа, обрубленные части того, что раньше было для жителей полом. Местами из руин удивлённо глядели разинутые пасти водопроводных труб.

Районы низшего сектора, особенно окраины, знал Андре, строились практически идентичными. Мысль эта не помогала, когда глаза узнавали схему собственного C-10. Казалось, будто он вернулся в свой дом...

«Не дом, это не мой дом» - снова говорил себе Андре, - «Не мой город, не мой...»

Но мысль, всегда становившаяся спасительной верёвкой от самых ужасных недовольств во времена его работы диспетчером, не помогала теперь.

Тонкие пальцы охватили его руку. Лиза. Андре прижал её к себе.

- Я жила тут. – прошептала она, - Вон там. Там был девятиэтажный дом. В начале эпидемии я его строила. Его и десятки домов здесь. Меня не хотели брать в строители – говорили, что я слишком слабая. Ещё бы – не ела неделю, на последние деньги купила билет сюда. Проклинала себя за это – ведь на следующий день после вылета должны были выдать зарплату. Я говорила себе, что можно было подождать, сесть на следующий рейс... Но больше ни один самолёт не прилетел. Я поняла – кто-то хочет, чтобы я жила. Пусть в бедности, в нищете, но жила. Я стояла здесь, на этом проспекте, сутками, просила всех, кого только видела, взять меня на самый незначительный оклад. Наконец, бригадир сжалился – взял меня сначала за еду, потом каким-то чудом оформил. Я варила асфальт, катала тачки с гравием, клала штукатурку. Потом мне дали квартиру в одном из домов. Я думала, что никогда ещё не была так счастлива.

Лиза с каждым мигом переставала выглядеть забитой и затравленной. Андре вдруг ощутил, что в этой внешне слабой и беспомощный женщине, кроется намного больше силы, чем он увидел сначала. Где-то глубоко была и гордость, и властность – где-то глубоко. Она, наверное, раньше была очень красива.

В какой-то другой жизни. Навсегда ушедшей, но оставившей свои неизгладимые следы, которых, верно, сама Лиза не замечала.

- Мне больше ничего не нужно было – только мой собственный дом. У меня было не самое счастливое детство, Андре. – продолжала Лиза, - Я побывала в детских приютах, годами жила на улице, едва не угодила в тюрьму, когда на меня хотели повесить чужое преступление. Засыпать и просыпаться каждый день в одном и том же месте – это было для меня высшим наслаждением, понимаешь? Я могла голодать, меня могли избить до синяков. Я приходила к себе домой и всё зло отступало. Когда блокпост пал, я сразу поняла, что пришёл конец всему. Сначала решила никуда не уходить – погибнуть вместе со своим домом. Стоя у окна, я целыми днями смотрела на них, пока они становились всё ближе. Я не понимала, как они смогли незамеченными добраться до самых стен, не понимала, почему их не остановили раньше, почему не отправили вертолёты и бомбардировщики за пределы стен; почему бой с ними стали вести на улицах Города, а не за его стенами? Они шли – сотня, а может, и две. Совсем не такие, как Джейр, или другие мутанты МКСР. Я поначалу очень боялась Джейра - а потом поняла, что те мутанты, что живут за Городом, совсем другие. Они безумны... Понимаешь? Совсем безумны. Они хохотали, убивая мирных людей. Они пели песню... Одну и ту же песню, раз за разом. Я покрывалась холодным потом, каждый раз слыша её.

- Что за песня? – нахмурился Андре.

Надо же! Он, бывший начальник третьей диспетчерской, каждый раз во время наступления мутантов неотступно следивший за всем происходящим, во время особенно тяжёлых боёв не уходивший с работы по три дня подряд – ни разу не слышал этой песни. Да, коллеги из второй диспетчерской как-то раз рассказали ему эту байку о зловещей песне, вводящей даже элитных моторизированных бойцов «Лекаря» в безотчётный ужас. Он, конечно, посмеялся и забыл. И вот, снова всплывает эта песня. Выходит, она правда существует?

- Не хочу, чтобы она снова звучала здесь. – потупила взор Лиза, - В ней очень страшные слова. Она про войну. Про бой. Я спрашивала Джейра – он тоже знает её, хотя и не может сказать, откуда.

- Мы слышим эту песню, когда рождаемся. Она гораздо лучше звучит, чем то, что получается у нас. – проговорил Джейр, похоже, давно прислушивающийся к разговору, - И вы услышите её... Если будете сочтены достойными.

- Мы почти на месте. – Даррел остановился, указал куда-то вперёд, - Это наша крепость на сегодняшний день. Все уже там.

То, что увидел Андре перед собой, действительно имело все права зваться крепостью. Противотанковые ежи, колючая проволока, мешки с песком – а за ними – сплошная металлическая стена из наслоенных друг на друга пластин. С промежутком примерно в метр зияли ряды вырезанных бойниц. Крепость представляла из себя практически идеальный квадрат стороной в двадцать метров окружённый к тому же метровым окопом. В таком укреплении, понял Андре, можно, при надлежащем количестве оружия, удерживать атаку не то что сотни, даже тысячи лекарей. В бойницах – пулемёты и гранатомёты, за мешками с песком – винтовки. Насколько мог видеть Андре, присутствовала и металлическая крыша. Такой бункер был уязвим разве что для авианалёта. Он знал это не только по тому, что увидел – его память хранила ужасающие цифры, которыми ознаменовался бой за C-11. Мутанты, засевшие в этой крепости, которую он, работник диспетчерской, видел теперь первый раз в жизни, уничтожили более десяти танков, сбили два вертолёта и положили четыре тысячи солдат, прежде чем их отбросили назад – и даже отступая, они продолжали наносить тяжелейшие потери войскам Города. Но Андре не понимал одну вещь – почему...

- Почему это не разрушили, когда победили мутантов? – вырвалось у него.

- Обращенных нельзя победить. – вместо Даррела ответил Джейр, - Их можно заставить ненадолго отойти. Но затем они снова вернутся. Ваши вожди знают это – и они использовали бы наш бункер против нас, когда мы бы пришли.

- Опять это «мы», Джейр. – с досадой произнёс Даррел, - Мы же с тобой говорили об этом. Зачем пугать людей? Мы оба знаем, что тебя там не было, в этой битве.

- Тем не менее я знаю, что чувствовали мои братья, когда бились с людьми. – ответил мутант.

- Не рассказывай нам сказки. Ты мути... ладно, обратился в карантинном секторе МКСР. И с тех пор защищал его жителей от преступников. Не надо придумывать то, чего с тобой не было.

- Думай, что хочешь, человек. – холодно ответил Джейр, - Но когда твои хвалёные бойцы попрячутся по углам, подобно маленьким девочкам, мы покажем вам, как сражаются обращённые.

Пока Даррел с Джейром вели этот практически бесполезный спор, Андре разглядывал всё обрастающую новыми видимыми деталями крепость. Кажущаяся с первого взгляда покинутой, на деле она ощетинилась стволами самого разнообразного оружия. Выглядело это так, будто армии всех стран двадцатого века соединились вместе. Чаще всего, впрочем, видно было автомат Калашникова – но доподлинно известно, что не было страны, в которую бы этого оружия в обильных количествах не завезли. Как Андре и предполагал, защитники решили расположиться в два ряда, один в окопе под защитой мешков с песком, другой – в бойницах. Интересно, по какому принципу произвели деление? Добровольно? Согласно боевому опыту?

Увидев среди снующих туда и сюда защитников первого ряда мутантов, Андре понял, по какому принципу разделили бойцов. Мутанты и заражённые – на передовой линии... Даже учитывая то, что едва ли сами они были против, Андре испытал в глубине своей души странный бунт. С другой стороны, решение верное, учитывая, что через неделю никого из заражённых в живых точно не останется, но... Ему никогда не нравилась мысли об отправлении людей на убой.

- Мои бойцы будут стоять до смерти, Джейр. – с напором проговорил Даррел.

- До смерти? Я бы сказал – пока не смогут убежать из Города, поджав хвост. – усмехнулся мутант.

- Я буду очень рад, если мы доживём до этого момента. – сказал Даррел.

- Ты боишься смерти, человек? – вдруг совершенно поменял тон речи Джейр.

Андре задался вопросом о том, каким образом полторы тысячи человек уместились на пространстве в четыре сотни квадратных метров – учитывая, ещё место, занятое вещами, оружием и пищевыми синтезаторами. Как в такой тесноте решили быть с заражёнными? Ведь не могли же их всех без исключения выставить на внешний рубеж. Ответ пришёл молниеносной догадкой вскоре после того, как Андре удивился, что никого не видно сквозь бойницы. Похоже, крепость обладает ещё и подземным укрытием. Настолько глубоким, что может вместить всех, не участвующих в сражении. Это огромное подспорье в обороне крепости – защитникам не нужно бояться за то, что шальная пуля оборвёт жизнь «штатского».

Конечно, всю защиту уже продумали, но... Если его собираются поставить главным над карантинным корпусом – в голове Андре возникла ассоциация с батальонами смерти, полками преступников, осуждённых на казнь и ищущих её от вражеской пули – то ему нужно, вне всякого сомнения, основательно задуматься над тем, как грамотно всё будет организовано. Да, он, будучи диспетчером, а не бойцом «Лекаря», очень редко бывал в полевых условиях. Но что поделать, если ему присвоили роль героя?

Было ясно, что самая большая надежда лекарей – именно ограниченный боезапас мятежников. Они наверняка рассчитывают, что оборона МКСР сдуется после нескольких минут перестрелки. Эта мысль очень сильно поддержит их нежелание тратить топливо и боезапас летательных аппаратов. Танки? Тоже маловероятно. Гибель тридцати солдат едва ли будет приравнена к атаке мутантов. Значит, пехота и, возможно, бронированные автомобили.

- Может и боюсь. – вскинул руками Даррел, - Что с того?

- Что, если я скажу тебе, что смерти нет?

- То попрошу тебя повторить это ещё раз, когда начнётся бой и прозвучат первые выстрелы.

- Я скажу тоже самое. – невозмутимо ответил Джейр, - Вам несказанно повезло, люди – увидеть, как сражаются обращённые, и при этом не оказаться в числе наших врагов. Увидеть, что для нас означают такие слова, как огонь, боль и страх. Что мы думаем про смерть. Вы услышите нашу боевую песнь. Вы – первые, кто удостоен чести иметь нас в своих соратниках. Должен сказать, это честь и для нас.

- Ты только что убеждал меня, что наши бойцы разбегутся в ужасе, едва запахнет дымом! – махнул рукой Даррел, - А теперь говоришь, что для вас честь сражаться бок о бок с нами.

- Не с вами. С Андре Гасте.

*********

Они пришли меньше, чем через два часа после того, как крепость была приведена в полную боевую готовность. Приближалось установленное время обеда, когда вдали, на границе строя уцелевших зданий стало видно чёрные машины. Всего три – это дало защитникам понять, что с ними собираются договариваться. Андре к тому моменту надёжно занял пост руководителя передовой линией обороны, обошёл крепость со всех сторон, чуть ли не пожал лично руку каждому заражённому, почти все из которых помнили его. Психа, как он про себя окрестил самого ужасающего из обитателей карантинного сектора, среди них не оказалось – он либо слёг там, в коридоре, под перекрёстным огнём, либо мучился в предсмертной агонии среди остальных заражённых, чей срок подходил к концу. Андре вооружили – дали какой-то допотопный советский ручной пулемёт и всего лишь одну заполненную дисковую обойму. Как сказал Даррел, этого хватило бы, чтобы в одиночку положить тридцать лекарей, при условии, что они встанут строем.

И вот – они ехали. Вместо того, чтобы, как это обычно происходило в Городе-N, безо всяких предисловий начать стрельбу, лекари собирались с ними о чём-то договариваться. Среди мутантов мгновенно пошли разговоры о том, чтобы просто положить лекарей и забрать их оружие. Оказавшийся рядом Даррел объявил вдруг Джейру, что не берёт его на встречу.

«Исход будет один» - прорычал тот, - «Положим мы их сейчас или чуть позже. Сюда придут солдаты и мы сразимся с ними. О чём тут можно договариваться?»

«Вот именно из-за таких мыслей я тебя и не беру» - кивнул Даррел.

Когда машины остановились на почтительном расстоянии в сотню метров от укрепления и наружу неспешно полезли солдаты в чёрных униформах, им навстречу отправились Даррел, Басот и Андре в сопровождении десятка вооруженных стрелков и одного из мутантов – самого молчаливого, которого смогли найти. Две группы, каждая – со ступающим чуть впереди предводителем, шли друг другу навстречу. У мятежников это был Даррел. У лекарей – человек в офицерской униформе с комиссарским плащом. И, чем ближе был Андре к этому человеку, тем сильнее и невыносимее у него щемило под сердцем. На дистанции в десять метров никакого сомнения не осталось – это действительно был уже знакомый ему комиссар Чайзер.

И да, он узнал его, заражённого террориста, с которым схлестнулся почти насмерть совсем недавно. Узнал – едва заметная усмешка очертила его губы. Комиссар ступал уверенно и решительно, не было ни малейшего признака того, что его ногу прострелили накануне. Похоже, Андре переоценил тот вред, что нанёс Зигмунду.

Наконец, они встали двумя полукругами – лекари и мятежники. Сопровождающие комиссара Чайзера солдаты держали автоматы дулами вниз – спасибо и на том, подумал Андре, что их вежливости хватило на то, чтобы не начинать разговор с угроз. Впрочем, судя по лицу офицера, непробиваемо-холодному, с ощутимым налётом официальности, угрозы всё же будут, причём в большом количестве. Возможно, это будет чем-то вроде ритуала объявления войны.

Даррел, держащий автомат наперевес, и тем сильно контрастирующий с оставившим пистолет в кобуре комиссаром, заговорил.

- Моё имя – Даррел Грис. – официальный тон звучал в его устах ещё грубее и оскорбительней, чем звучал бы обыкновенный и излюбленный, на грани нецензурного, - Я говорю с вами от имени жителей Международной Коммунистическо-Социалистической Республики. Могу я узнать ваше имя?

- Очень приятно, Даррел Грис. – ещё более презрительным тоном отозвался офицер, - Комиссар Зигмунд Чайзер. Прибыл к вам для того, чтобы передать условия, на которых может продолжить существовать ваша республика.

«Мне вы условия не передавали, комиссар» - подумал Андре, - «Или, застаньте вы меня мирно спящим в той гостиничной кровати, мы приступили бы к обсуждению условий моего дальнейшего существования?»

- Наша республика существует благодаря воле её людей. Свободной воле. – отчеканил Даррел.

- Однако мир, в котором вы живёте, не всегда готов признать то, как вы изъявляете свою волю. – изогнул бровь Зигмунд, - Что мы имеем? Преступная группировка, возглавляемая террористами, вступившая в сговор с мутантами. Радикалы, совершившие нападение на выполняющих свои обязанности по содержанию карантинного режима солдат «Лекаря» и убившие их всех.

- Мы можем разобрать каждое ваше слово и понять, что всё было совершенно по-другому. – заявил Даррел.

- Да... Но не может руководство «Лекаря». Не может оно понимать и прощать чужие прегрешения. Не может оставить безнаказанным гибель своих солдат.

- Поэтому мы и уходим из Города-N. – сказал Даррел, - Покидаем его завтра на рассвете. Нас больше не увидят.

- Это при условии, что вы доживёте до рассвета. – покачал головой, - Рекламные службы работают, они не зря получают свои баснословные зарплаты. Уже смонтировано обращение новостной студии о том, что Городу-N была объявлена война. Вами. Преступной группировкой МКСР под предводительством Андре Гасте. Который... О чудо, находится прямо здесь, больше, в руководстве МКСР! Версия новостных служб, признаюсь вам, выглядит для меня настолько правдоподобной, что начинает граничить с истиной. Обращение смонтировано и будет выпущено сегодня. В его конце некий полковник Отто Рейвен, которого поставили вести штурм, даст слово, что до заката солнца все мятежники будут казнены.

- Мы переживём ночь. – отрезал Даррел, - Этот бункер выдержит не одну сотню ублюдков.

- Разумеется. – кивнул комиссар Чайзер, - Но три тысячи «ублюдков»? В это мне верится очень слабо. Или вам ни о чём не говорит слово «полковник»? Не «сержант», не «капитан», даже не «лейтенант». Полковник.

- Не пытайся запугать нас, пёс, - почти прорычал Даррел, - С каких это пор нас стали ценить настолько, чтобы дать двух лекарей за одного нашего бойца?

- Я пропущу ваши оскорбления мимо ушей. Первый и последний раз. – хищно улыбнулся Зигмунд, - Но замечу, что теперь вы пытаетесь запугать нас. Нам же известно, что у вас в наличии лишь триста восемьдесят семь единиц огнестрельного оружия, из которых пятьдесят две – пистолеты, а ещё сто пятьдесят – карабины и винтовки, произведённые больше пятидесяти лет назад. Ну ладно, пусть даже пистолеты будут приравнены к элитному штурмовому автомату конструкции «булл-пап». Это все равно остаётся девятью нашими бойцами на одного вашего. Рекламная акция «МКСР» обещает Городу большую пользу – и три тысячи солдат будут отправлены на приступ без единого сомнения.

- Выходит, вы для этого сюда приехали – чтобы нас запугать? – вдруг заговорил советник Басот, - Или всё же для чего-то иного?

- Да, конечно. – согласился комиссар Чайзер, - Зачем пугать курицу тем, что отрубишь ей голову, думаете вы. Сразу скажу вам – я не садист, и не испытываю удовольствия от бессмысленной гибели людей. Вы хотите бежать за пределы Города? Отлично. Комиссариат, чьим представителем я и являюсь, не видит причины, по которой вас следовало бы остановить. Но – те, кто, живя здесь, совершал преступления, должны всё же за них ответить. Новостная студия уже очень скоро представит на экраны телевизоров свой сюжет. С красочными картинками, сфабрикованными видеороликами о том, как вы пытали лекарей. Возможно, упор сделают на мутантах. Скажем, на том, что вы их кормите человечиной, и молодые ребята бедного капитана Джеймса Кларка как раз пошли на корм. И, раз будет завязка, то неминуемо потребуется и развязка. Кровь. Если вас всех отпустят невредимыми, то, конечно, работники рекламной службы придадут здесь всему такой вид, будто минутой назад закончилась кровавая битва. Сымитируют и тела, и кровь, и тысячи валяющихся везде гильз – даже аромат дыма, ещё не успевшего подняться в воздух. Но захваченных живыми руководителей мятежа, которых затем будет ожидать публичная казнь? Нет. И если скажут, что попросту никто из мятежников не выжил, то крови не получат те, кому она нужна больше всех – руководство «Лекаря». А когда они недополучают своего, они становятся страшны

- Мы не выдадим ни одного жителя МКСР. – категорически ответил Даррел.

- Зачем же жителей? Вы, Даррел Грис, может быть и не выдадите – поскольку я намереваюсь взять и вас тоже. Я обращаюсь к тем из вас, кто хочет пережить эту ночь. Все преступления МКСР будут прощены. Вы сможете и пойти на пустошь, и вернуться обратно в бункер, возможно, что самые благоразумные будут переведены в другие, более стабильные районы сектора C, с предоставлением рабочего места... Мы не будем препятствовать мирной жизни для вас. Но только в том случае, если нам будут в течение десяти минут выданы следующие лица. – Зигмунд включил наручный компьютер, - Андре Гасте, Даррел Грис, Рональд Фрейс, некий мутант под именем Джейр, а также, по вашему выбору, любые пять заражённых со сроком меньше шести дней – для имитации ими вашего руководства, взятых в плен мятежников, и так далее. Сделайте это, и...

- Комиссар Чайзер. – неожиданно для самого себя заговорил Андре, - Мы с вами знаем, что атаку не отменят. Вы хотите обезглавить МКСР, сыграв на нашем страхе. Если эти три тысячи солдат, о которых вы говорите, уже собираются атаковать, то, лишив нас нашего руководства, вы лишь облегчите им задачу. Это же очевидно.

Короткое удивление промелькнуло во взгляде Зигмунда. Короткое, но не укрывшееся от Андре и давшее ему понять, что он угадал совершенно верно истинные намерения комиссара.

- Вам, как бывшему начальнику третьей диспетчерской, должно быть виднее. – моментально вернувшись к высокомерному тону речи, произнёс Зигмунд, - Особенно, учитывая, что выдать требуют именно вас. Так бы вы стояли за продолжение резни, не будь вас среди осуждённых на смерть преступников?

- Откройте глаза, комиссар Чайзер. – сказал Андре, - Эти люди скорее погибнут все до одного, чем позволят вам диктовать им свою волю. Не я, не Даррел, не Джейр. Люди. Народ МКСР. Все они перетерпели от власти слишком много, чтобы теперь так глупо ей довериться.

- Лучше и не сказать. – скрестил руки на груди Даррел.

Он выглядел очень внушительно, окружённый единодушно принявшими суровый вид бойцами. Андре знал, что Даррел специально взял на эти переговоры самых лояльных стрелков. Они предусмотрели, что лекари будут давить на их сопровождение. Как пошло бы всё, набери они менее стойких бойцов, Андре боялся подумать.

- В таком случае, весь МКСР обречён на бесславную смерть. – вымолвил Зигмунд.

Лекари выглядели так, будто собирались уже уходить. На лбу Андре выступил пот. Эта встреча, наконец, заканчивалась. «Они сказали то, что хотели, мы отстояли своё» - подумал он, «Остальное решится на поле боя. Главное теперь не...»

- Не настолько бесславную, как твоя жизнь, пёс. – со злобой проговорил Даррел.

Андре выдохнул. Только не это. Зачем Даррелу эти оскорбления? Комиссар выполнил свою работу и уже уходит! Чего ещё можно от него добиваться?!

- А за эти слова мы сочтёмся, Даррел Грис. – держа каменное лицо, ответил комиссар.

- Не сомневаюсь, ублюдок. – плюнул Даррел на пол, - А теперь складывайте свои элитные хреномёты конструкции «булл-пап», и проваливайте на все четыре стороны.

Ещё мгновение – и почти двадцать стволов взмыли в воздух. Бойцы МКСР и лекари стояли друг напротив друга, готовясь в любой момент открыть огонь – и было ясно, что в таком случае тяжёлые потери будут с обоих сторон. Андре держал на прицеле одного из неотличимых из-за своей униформы от других солдата, молясь лишь о том, чтобы всё это не дошло до...

А до чего это может дойти? И до чего, судя по словам Зигмунда, их неизбежно доведёт их сопротивление? Может, Джейр был всё же прав?

- Кулаками не машут до и после драки, Даррел Грис. – даже не потрудившись вынуть свой пистолет из кобуры в ответ на автомат, устремлённый ему в лицо, сказал Зигмунд, - Даю вам последний шанс одуматься. Вы совершаете очень большую ошибку. Хотите оставить своих людей без лидеров? Ради десяти автоматов? Очевидно, что сейчас никто из нас не застрахован от смерти.

- Вас прикончат в любом случае. – прорычал Даррел, - Если не верите, посмотрите на нашу крепость. Вас нашпигуют свинцом в мгновение ока. И ты – ты будешь первым, если не послушаешься.

- Разумеется. – страшная улыбка вдруг прочертила лицо Зигмунда.

Андре понял вдруг, что начинается самое ужасное. Автомат Даррела почти упирался в стекло маски комиссара. Помня свою предыдущую встречу с ним, Андре знал, что он едва ли оставит безнаказанной угрозу, направленную прямо в его лицо. Он запоздало повёл своим ручным пулемётом в сторону Зигмунда, когда это случилось.

Движущаяся с быстротой молнии левая рука совершила прыжок в сторону приклада автомата Даррела. Одновременно с этим правая рука взмыла вверх... вместе со стволом автомата. Локоть комиссара выбил ладонь Даррела из-под спускового крючка. Неожиданность не позволила ему сопротивляться. И в следующий миг автоматная очередь обрушилась на грудь Даррела.

Лекари были явно готовы к такому исходу переговоров – солдаты мгновенно сошлись плечом к плечу, защищая покидающего поле боя комиссара, открыли слаженный огонь. Охваченные жаждой мести бойцы МКСР не преминули ответить. Завязалась жестокая, страшная перестрелка, исход которой решился молниеносно. В первые секунды пали двое лекарей и пятеро мятежников. Униформа лекарей выдерживала часть пулевых попаданий, а их штурмовые автоматы выдавали скорость стрельбы, до четырех раз большую, чем оружие мятежников. В результате очень скоро в живых из бойцов МКСР остался жив лишь мутант да Андре. Который в самом начале перестрелки оказался вдруг смятён могучей рукой мутанта и брошен на асфальт. Прокусивший губу, ничего не понимающий, он приподнял голову и увидел двухметровую фигуру, намертво загородившую его от огня лекарей, оборвавшемуся так быстро, как и начавшемуся.

Лекари, потерявшие пятерых человек, стремительно пятились назад. Было видно, что им очень не хочется вступать в перестрелку с мутантом. И они отходили, до последнего надеясь, что этот монстр, почему-то избравший своей первоочередной задачей именно защиту Андре Гасте, всё же не вступит в бой.

Оказалось – у него просто переклинило затвор. И лекари, отступающие спиной, не решаясь ни развернуться и побежать, ни стать насмерть даже впятером против одного мутанта, прикрывая своего более дальновидного, устремившегося в бег комиссара, оказались обречены, когда могучая рука всё же водворила затвор пулемёта на своё место.

- До дхаки ку’аками не 'ашут! – грозно проревело чудовище, вскидывая своё оружие.

Крупнокалиберные пули прошивали броню лекарей, не давая им ни малейших шансов выжить. Несколько секунд – и остался один лишь комиссар, под прикрытием своих солдат уже успевший влететь в тёмный автомобиль и завести двигатель. Мутант пустил длинную очередь вслед беглецу – но, несмотря на то, что машина покрылась роем пробитых отверстий, Зигмунд, похоже, всё же выжил – уезжая всё дальше, он петлял из стороны в сторону, будто нарочно стараясь похвастаться об этом.

Андре, поднялся, пошатываясь, сделал несколько шагов. Даррел Грис, человек, дважды спасший его жизнь, лежал во всё растущей луже собственной крови. На его лице сохранился изумлённый взор – он едва ли ожидал подобной храбрости от комиссара. «Дались нам эти чёртовы автоматы», подумал Андре.

Слишком глупая смерть для Даррела. Слишком безнадёжный конец для МКСР. Слишком очевидная гибель и его самого. Если только...

Если только не сказать, что это ничего не значит.

А если точнее, значит совсем не то, что думает комиссар Чайзер.

Лицо Андре поднялось вверх. За те немногие секунды, когда около сорока охваченных смятением бойцов неслись к месту бойни, в его голове промелькнуло огромное количество мыслей. «Этим нас хотели окончательно смять» - понимал он. Лишить возможности даже бежать из Города-N. Их лишили последней надежды, окончательно загна