Глава седьмая. Заклятые друзья.

Военный комиссар Сергей Хандрин устало смотрел в окно на несмело вытягивающуюся вдоль горизонта зарю. Дождь прекратился совсем недавно, наполнив весь Город-N опасно пьянящим свежим воздухом. Такую роскошь, как прогулка по Городу, Сергей себе позволить не мог – да и внизу воздух, наверняка, уже вовсю наполнялся целым букетом грязных примесей.

Всю ночь просидев в кабинете на сто пятидесятом этаже Шпиля, Сергей чувствовал лишь отупелое желание устроить свидание между своим лбом и деревом стола. Но намерение президента начать поголовную чистку в том случае, если проблема не будет разрешена в самом скором времени, было выказано им слишком явно; не сомкнувший глаз и на пару минут военный комиссар отвлёкся от компьютера лишь для того, чтобы выпить ещё одну порцию кофе – на этот раз, с ещё большим количеством примешанного энергетика. Новый день должен был стать последним для вспыхнувшего восстания – однако же, вновь и вновь оказываясь за экраном после каждой из уже семи чашек горькой, вызывающей только рвотные позывы отравы, Сергей наполнялся ещё большим отчаянием. Огромное количество раз просмотрев все видеозаписи, на которых фигурировали Андре Гасте и его дочь, а также профессор Иоганн Бэтлер, он ощущал лишь, что его ума не хватает для каких-либо однозначных выводов.

Комиссар Зигмунд Чайзер так и не вышел на связь. Сигнальный датчик в его костюме не откликался – но это, знал Сергей, было давней причудой самого Зигмунда, не желающего, чтобы информация о его местонахождении передавалась кому бы то ни было. С одной стороны, это был вполне разумный шаг для агента Комиссариата, одна из функций которого заключалась в контрразведке, поиске врагов внутри Города-N. С другой стороны – в невозможности контролировать действия подчинённого оставалось полагаться лишь на его собственную добросовестность и лояльность.

Последнее сообщение от Зигмунда пришло незадолго до обращения новостной студии к жителям Города. Он написал, что собирается обезглавить МКСР. И, судя по всему, у него это не получилось. Сергею было очень жаль потерять такого способного и верного агента. Учитывая то, на какое количество порядков комиссар Чайзер обставлял всех без исключения своих коллег, хотелось надеяться, что молчание - знак усиленно ведущейся работы, а не бесславной гибели.

Пришедший в B-2 добровольцем чуть ли не в день основания городской службы «Лекарь», он сразу произвёл на всех впечатление настоящей реактивной торпеды. Превосходно подготовленный физически и морально, Зигмунд обладал скоростью реакций элитного спецназовца и бесстрашием двадцати сервопехотинцев... Но настоящий талант, конечно, крылся в способности вскрывать самые хитроумные переплетения преступных замыслов. Просто пройдясь взглядом по материалам дела, над которым до того безуспешно бился несколько месяцев целый отдел, комиссар Чайзер мог совершенно точно подсказать, где и как следует искать ответ. Невиданные производственные недостачи в C-4, производящем элементы брони для «Лекаря», терзали разум десяти ищеек, которые отправили большое количество рабочих в расследовательные кабинеты, несколько раз останавливали весь конвейер, вызывая паралич военной машины Города, снимали с мест и ставили новых начальников, наводняли весь район камерами и жучками, но так и не сумели не то, что прекратить потери – даже выяснить, были ли это кражи, саботаж или же что-то ещё. Комиссар Чайзер взялся за дело, когда все без исключения махнули рукой. По нескольким мелким деталям Зигмунд выявил действующую в C-4 итальянскую диаспору, образовавшую некое подобие мафиозной организации. Через три дня все руководители её сидели в пыточных камерах. Талант комиссара расправляться одним-единственным ударом с самыми тяжелейшими случаями проявился ещё неоднократно.

Могло ли так случиться, что в такой явно рискованной ситуации, когда оказалась на кону вся карьера Зигмунда и его собственная жизнь, когда непосредственным наблюдателем его успехов и неудач стал сам президент, комиссар вдруг не выдержал груза ответственности и совершил ошибку? Вечером прошлого дня убеждавший президента в исключительной компетентности своего подчинённого, Сергей уже не мог точно сказать, что он на самом деле думает по этому поводу. Могло ли быть так, что Зигмунд не совершил ошибки – но почему-то не сказал всей правды? Почему-то накормил их недосказанностью вперемешку с ложью? Суждено ли ему получить ответ, или же комиссар забрал этот секрет с собой в могилу? Если, конечно, ушёл в могилу Зигмунд Чайзер, напомнил себе Сергей.

Вывести в какую-либо стройную мысль итоги бессонной ночи ему не удалось – дверь его просторного, занимающего целую пятую часть этажа кабинета широко распахнулась, пропуская внутрь несколько чёрных фигур.

Фельдмаршал Саг Ли Рэн, полутораметровый японец со слегка желтоватым лицом и короткими усами, сопровождался четвёркой облачённых в боевые доспехи штурмовиков. Плохо понимая, что может означать столь ранний визит главы «Лекаря», военный комиссар поднялся со стула.

Дверь захлопнулась, штурмовики вытянулись по струнке вдоль стены кабинета, фельдмаршал двинулся к рабочему столу Сергея.

- Господин фельдмаршал? – недоумённо спросил он, - Что происходит?

- Ваше самоубийство, господин военный комиссар. – Саг Ли Рэн положил на стол небольшой пистолет рукоятью вперёд.

- У меня тоже есть личные штурмовики. – с лицом, мгновенно окрасившимся сосредоточенной злостью произнёс Сергей, - Сейчас я вызову их, и мы с вами поговорим совсем по-другому.

- Можете не пытаться. – покачал головой Саг Ли Рэн, - Связь и видеонаблюдение отключены. Вам не на что надеяться, господин военный комиссар. Всё кончено.

- Что это значит? – выдержав небольшую паузу, спросил Сергей, - Вы сошли с ума? Каким образом вы поможете себе, убив меня? Я никоим образом не участвовал во вчерашнем вашем поражении – был то приказ с огульным свистом бросить три тысячи солдат прямо в засаду, или же неадекватное, на грани идиотизма, решение бомбить остатки собственных войск, деморализовав и вынудив их бросить бой. Или вы рассчитываете получить милость президента, единолично выполнив все его распоряжения, а меня выставив козлом отпущения и каким-то образом приписав мне все свои ошибки?

Сергей знал – безумия фельдмаршала хватило бы на такую не совсем очевидную затею. Его нынешние действия вполне можно было бы признать государственной изменой – если только самому военному комиссару было суждено пережить сегодняшний день и доложить президенту. Мейс Ивиро и без того в последнее время особенно подозрителен, и реакция на весть о столь неблаговидном поведении военного министра однозначно будет созвучна мыслям Сергея. Как бы только выбраться из этой передряги?

- Я не собираюсь убивать вас, господин военный комиссар. – промолвило без единой эмоции лицо фельдмаршала, - Это сделаете вы. Пистолет нужно вставить в рот дулом вверх. Одна пуля прямо в мозг. Здесь будет довольно грязно, но вы гарантированно умрёте сразу. Как бы быстро не подоспели медики, вас точно не реанимируют, не станут пытать и не заставят ничего сказать. Всего один выстрел и...

- А с чего это я должен стрелять в себя... Вместо вас? – рука Сергея подняла пистолет со стола.

Разумеется, едва он направил оружие на Саг Ли Рэна, стволы автоматов также взмыли вверх. Фельдмаршал, скрестивший руки за спиной, нисколько не изменился в лице, за исключением короткой волны усталого недовольства, проплывшей по глазам.

- Вы застрелитесь, осознав величину ущерба, который вы нанесли Городу-N своей недобросовестной службой. – штурмовики, продолжая держать военного комиссара на прицеле, отлепились от стены и двинулись вперёд.

- Самый большой ущерб Городу за последнее время нанесли вы, своим нахождением на посту фельдмаршала. – ощущая, как начинает потрясывать в коленях, ответил Сергей.

- Вы совершили ошибку гораздо хуже, господин военный комиссар. Вы проглядели врага. – сказал Саг Ли Рэн, - Вы, а не я, опозорили свой пост. И поэтому среди чувств, которые я испытываю сейчас, присутствует и чувство долга – ко власти, которой я, хоть это и не столь важно теперь, присягал вместе с вами.

- Какого врага? – медленно проговорил Сергей.

- Врага, окружившего президента и ведущего его к гибели. – штурмовики стояли парами по обеим сторонам от военного комиссара на расстоянии двух-трёх метров, - Того врага, что поставит крест на правлении Мейса Ивиро. Меня. Комиссара Чайзера. Многих других. Вы искали заговор совсем не там, где нужно было. И верно отметили вчера в разговоре с президентом, что и Андре Гасте, и его дочь не выглядят частью преступной организации. На деле не является частью нас и профессор Бэтлер – но вы начали догадываться, и со временем, возможно, дошли бы и до большего. К сожалению, время вышло, господин военный комиссар. Вы подвели своего президента и единственное, что вам остаётся – умереть.

Сергей ощущал смятение, разливающееся по всей душе. Это было более чем просто откровение – это был для него однозначный шок. Его не просто опередили – враг всё это время был рядом, постоянно с ним и вокруг него, с усмешкой наблюдающий за каждым его шагом. И комиссар Чайзер... Многое стало ясным и понятным. Вся информация, на основании которой можно было бы судить о происходящем, оказывалась специально подобранной так, чтобы Сергей делал именно такие выводы, какие нужны были им. Враг не просто опередил его – враг был на финише уже тогда, когда Сергей всё ещё ожидал выстрела сигнальной стартовой ракеты. И вот он, едва успевший с низкого старта перейти на бег, видит на цифровом табло, что все остальные соперники давно пробежали дистанцию...

Действительно, едва ли он мог сделать многое, чтобы помочь президенту. Никак не предупредить... И его смерть наверняка вывернут так, будто он сам был предателем. Подбросят какие-нибудь документы, найдут свидетелей. Либо просто спишут на нервный срыв – с тем основанием, что он посчитал недовольство президента извещением о своей отставке. Пожалуй, единственным, что он мог сейчас сделать – сдаться не так легко, как от него ожидают.

Нажав спусковой крючок пистолета, Сергей понял, что ожидали от него именно этого.

Пистолет был разряжен – и лицо фельдмаршала очертилось тенью лёгкой издевательской улыбки. Едва Сергей двинулся вперёд, чтобы смять эту ухмылку хотя бы ударом стального дула пистолета, как четверо прижимистых штурмовиков накинулись на его, лишив способности сопротивляться и усадив на стул.

«Глупец, глупец» - думал он, - «Неужели не ясно, что они всё продумали? Ты мог бы сразу наброситься на фельдмаршала, не дав им взять тебя на прицел и тем более подойти так близко!»

- Замечательно, господин военный комиссар. – в руках фельдмаршала оказался извлечённый из кобуры пистолет, к ужасу Сергея, точная копия того, из которого он только что попытался выстрелить, усилиями одного из штурмовиков удерживаемого сейчас в его руке, - Вы очень точно следуете моим предписаниям. Только что вы застрелились. Эти пистолеты великолепны – мы сможем переставить рукоять и спусковой крючок с вашими отпечатками, и никто этого даже не заметит...

Саг Ли Рэн обогнул стол. Жёсткие пальцы чёрных перчаток вцепились в его челюсть, заставив приоткрыть рот. Метаясь из стороны в сторону, Сергей с ужасом смотрел, как к нему приближается посеребрённый ствол пистолета.

- Уфтите эя! – замычал он, - Шашите! А поош!

Холодящая сталь обожгла язык. Первым же рефлексом он попытался укусить пистолет – но его челюсть продолжали удерживать, уберегая зубы от того, чтобы быть сломанными. На его теле не хотели оставить и малейших следов борьбы, а потому действовали очень быстро и осторожно. Сергей ощутил, как его голову отклоняют назад, выводя мозговую часть черепа на линию огня. Внезапно ощутив, что левая нога осталась свободна, он со всей силой, которой до того не давали выплеснуться руки лекарей, сделал мощный выпад в живот фельдмаршала.

Саг Ли Рэн отшатнулся – но пистолет полыхнул огнём до того, как покинуть рот Сергея. Что-то заставило штурмовиков выпустить военного комиссара, и он вместе со стулом рухнул назад, плохо понимая, что случилось и почему он остался жив. Неясная боль, сопровождающаяся резко возникшими по краям глаз чёрными кругами, пришла чуть позже. Круги сужались, и он, наверное, успел бы потерять сознание, а затем спокойно истечь кровью до самой смерти, если бы, к своему несчастью, не попытался заговорить.

Низкий, с пугающим присвистом хрип вырвался из горла. Молниеносная вспышка вернула бразды правления разуму, который оказался потрясен простреленным насквозь горлом гораздо больше вести о предательстве близких коллег и даже неизбежности собственной смерти.

- Вот чёрт. – ругнулся болезненно согнувшийся фельдмаршал Саг Ли Рэн, - Подонок! Не трогать его! Пусть корчится, раз ему так понравилось!

Сергей повернул голову слегка влево – увидел расплывающуюся из-под своей собственной головы красную лужицу. Удивленный тем, как много крови вышло за какие-то жалкие секунды, он снова захрипел. Кто-то из штурмовиков отвернулся в сторону, видно, не меньше его шокированный происходящим.

- Надо уходить. – глухо прозвучали динамики одного из лекарей, - Время на исходе. Через пару минут восстановится видеозапись.

- Ты не видишь, что он ещё жив, идиот?! – яростно прокричал мгновенно вскипевший фельдмаршал, - Ты видишь его мозги, размазанные по стене?

- Он же на последнем издыхании. – неуверенно проговорил штурмовик.

- Ты сейчас будешь на последнем издыхании! – потрясал окровавленным пистолетом Саг Ли Рэном, - Берите его, несите к окну! Быстрее!

Сергей, ощущая, как его подкинуло вверх, подумал о том, что это, наверное, взмыла вверх его собственная душа. Серая пелена покрывала глаза, лишь где-то мелькали огоньки, перемешиваясь с чёрными силуэтами. Ярко выделяясь среди всего прочего, сверкал голубизной проход в иную жизнь. Крепкие руки, принадлежащие, как он решил, валькириям, несли его прямо навстречу этому проходу...

Выброшенный из окна своего кабинета на сто пятидесятом этаже Шпиля, Сергей Хандрин ощутил, как сливается в одно целое с бесконечным небом, простирающимся во все видимые стороны, гораздо более властным и несокрушимым, чем мог когда-либо сделаться Шпиль. Свежий, очищенный ночным дождём воздух наполнил его, призвав смутное подобие улыбки на сереющее лицо. Падая вниз, он ощущал себя всё выше и выше. Небо подняло его, наверное, уже выше двухсотого этажа, выше Шпиля, выше президента...

Глаза Сергея увидели, как выброшенная ввысь рука стала одним целым с небесным сводом за мгновение до сокрушающего удара в спину, который превратил его в ничто.

*********

- Не опаздывают ли? – поглядывая на часы, спросил Барни Дамбол.

Сидевший за противоположной стороной стола мужчина лишь взмахнул копной соломенно-светлых волос да сверкнул язвительно глядящими глазами. Пробурчал что-то не совсем лестное, явно неспособное дать определённого ответа – но вопрос был устремлён по большей мере не к нему.

- Должны быть к семи. – неохотно промолвил другой, медленно вышагивающий из стороны в сторону по узкой кухне.

Неохотно в основном оттого, что вопрос был задан не в первый и даже не во второй раз. Но, даже зная точный ответ, Барни продолжал чувствовать волнение, смотря на то, как движется минутная стрелка. Часы показывали без десяти семь, и беспокойство, которое удавалось скрывать только одному из троих собравшихся мужчин, охватывало всё сильнее по мере того, как ожидание должно было окончиться, уступая место решительным действиям.

- Ставлю сто баксов, что они придут пересравшимися. – отпустил очередное замечание светловолосый.

- Я посмотрю на твои подштанники, когда начнётся стрельба. – ответил ему коротающий томительные минуты хождением от небольшого окна, в которое неизменно выглядывал каждый раз, будто картина утреннего Города-N должна была как-то вдруг разительно измениться, до заглохшей навеки раковины, отключенной от водоснабжения за регулярную неуплату коммунальных услуг.

- Ульрих, а я вот всегда хотел спросить. – произнёс Барни, - Ты всегда строишь из себя этакого крутого парня, когда начинается полная жопа?

- А у меня просто другие определения полной жопы. – удовлетворённый тем, что и на этот вопрос нашёл язвительный ответ, сказал названный Ульрихом.

- И что же заставит тебя сказать, что на этот раз и ты тоже здорово наложил в штаны? – не сдавался Барни.

- Ну... – с хитроватым оттенком взглянул Ульрих в сторону, - Если только Николай скажет, что чего-то не подрассчитал, когда всё планировал.

Это, знал Барни, был уже удар ниже пояса. И раз Ульрих отваживается даже на подобные высказывания, то и он, наверное, серьёзно струхнул. Можно было навлечь на себя гнев бушующего Николая, а ведь даже открытая неприязнь его способна была втоптать в землю любого остряка. Впрочем, сейчас лидер их небольшой подпольной шайки, был слишком отвлечён готовящимся замыслом, чтобы придавать большое значение сильно наскучившим за годы знакомства уколам Ульриха.

- Планировал бы сам. – только и бросил он, разглядывая ржавчину, начинавшую потихоньку опутывать своей вкрадчивой натурой металл сгорбленного раковинного крана, - А теперь уж будь добр подчиняться.

- Подчиняться? – повторил Ульрих, - Вот, значит, как... А если я скажу, что у меня самого и без ваших планов нет большего желания, чем отомстить Городу, забрав с собой на тот свет как можно больше лекарей? И не надо мне ничего говорить про Андре Гасте и то, что без него мы бы ни на что не осмелились. Я за эти годы притащил сюда больше оружия, чем вам когда-либо снилось.

- Я тебе скажу одно. – обернулся Николай, - Прекращай пустую болтовню. Всё уже решено.

- А мне все равно не нравится, как вы обошлись с моей задумкой. – лишь ещё больше завёлся Ульрих, - Мы готовили это нападение аж восемь месяцев. А теперь – раз, и всё в топку.

- Сейчас не время устраивать бессмысленную резню.

- Давай называть вещи своими именами – убивать лекарей. Вот так абсурд – неподходящее время, чтобы убивать лекарей!

- Мы должны быть людьми, а не животными. – отрезал Николай, - На видео были восставшие лекари. То, что произошло однажды, может стать правилом.

- А может быть просто исключением. – разрубил воздух ребром ладони Ульрих, - Если кто-то из них замочил своего начальника, когда оказалось, что они проигрывают бой, это ещё ничего не значит. Лекари – тупы и кровожадны.

- А ты? – склонив голову, спросил Николай, - Как опишешь себя, произносящего подобные речи? Не столь ли тупым и кровожадным ты будешь, если наплюешь на всё и отправишься грабить свою проклятую торговую точку, вырезая и правых, и виноватых?

- Да уж, прятаться в чужой заброшенной квартире на окраине C-4, когда по всему Городу вот-вот начнут вспыхивать восстания – это благоразумно.

- Скоро здесь будет и дон Сильвио. С его помощью и связями мы сделаем гораздо больше.

- Дон Сильвио. – процедил сквозь зубы Ульрих, - Как можно возлагать надежды на этого лысого хера? Он сдал всех своих комиссарам, чтобы забрать себе весь общак.

- Ты, наверное, лично там был, когда он писал имена крёстных отцов. – вставил Барни, - Или если только один из нас всех переживёт всё это, ты скажешь, что и он – предатель и стукач?

- Разве что это не буду я сам. – ощерился Ульрих, - Я-то о себе знаю, что я не предатель.

- Так-то ты доверяешь людям, которым должен будешь прикрывать спины? – спросил Николай, прислушиваясь к какому-то шуму, доносящемуся с лестничной площадки, - А вот и наши. У кого ключи?

- У меня. – поднимаясь со стула, ответил Барни.

Радовало, что, наконец, прекратится излияние Ульрихом своих бесплодных придирок и упрёков. Барни, обогнув несколько сгружённых в коридоре коробок, сколоченных из прогнивших досок самого разного происхождения, пролез под покосившейся, свисающей на высоте полутора метров антресолью и оказался перед обшитой декоративным пластиком дверью. Слегка задев носком ботинка массивный шкаф, набитым вперемешку пылью, спёртым воздухом и лоскутами ткани, оставшейся от изъеденной молью одежды, он заставил махину опасно покачнуться – одна из ножек норовила то и дело вынырнуть из пазов. Так и сейчас Барни пришлось, метнувшись к основанию шкафа, придерживать грозящего рухнуть гиганта и водворять на место коварную террористку.

С лестничной площадки доносились голоса. Барни подумал, что, если бы это был прочёсывающий здание патруль лекарей, он бы сейчас успешно выдал всю свою группу шумом. Но голоса были совершенно знакомыми, и, поднявшись, он направил ключ в замочную скважину, впуская друзей внутрь.

Трое... Только трое стояли на площадке перед квартирой.

- Том попал под призыв. – ответил на его немой вопрос губастый чернокожий с объёмным рюкзаком за плечами, - Призыв начали с его квартала, а он ночевал дома.

- И что же он?.. – тревожно спросил Барни.

- Сопротивляться не стал. Да и как? – пожал негр плечами, - Лекарей просто неимоверно много. Мы каким-то чудом добрались, я тебе скажу.

- Ладно, проходите давайте... – отступая назад, сказал Барни, - Только осторожно, шкаф еле держится.

- Да я помню. – хохотнул чернокожий, ступая внутрь квартиры, - Ты же с ним танцульки начинаешь каждый раз, когда проходишь мимо!

Вошли и оставшиеся двое – высокий темноволосый юноша и приземистый крепыш с очерчивающим всё лицо от подбородка до белесого глаза глубоким шрамом. Барни провёл их сквозь лабиринт квартиры в находящийся дальше всех остальных комнат зал, где перебравшиеся на новое место Ульрих и Николай горячо приветствовались чернокожим, мгновенно прочувствовавшим слегка напряжённую обстановку и приступившим к её разрядке потоком своего неиссякаемого юмора.

- Ульрих! – слышался его возглас, - Да ты, я смотрю, сегодня до отвала накачался я-молодец-все-мудакином!

Барни, едва сдерживая смех, вошёл в комнату. Исподлобья глядящий Ульрих сидел на одном из пыльных кресел, сгрудив ноги на оказавшийся рядом кофейный столик. На какие-то секунды он опешил – и не могло не радовать это исключительно полезное мастерство чернокожего.

- Джимбо вас уже развлекает по полной, я смотрю. – сказал Барни.

- Боюсь, что Ульрих сам напросился. – с полуизвиняющейся улыбкой обернулся негр, - Ты не представляешь, как он тут закатывал глаза, когда я вошёл. Я уж испугался, как бы они у него не выкатились.

- Том запаздывает? – спросил Николай, оглядывая вошедших.

- И боюсь, что очень сильно. – ответил Джимбо, - Его принудительно забрили в добровольцы. Так что как минимум один из десяти тысяч призывников Города-N в нас стрелять точно не будет.

- Из тридцати. – неожиданно откликнулся человек с шрамом на лице, - Призыв объявили количеством в тридцать тысяч человек.

- Откуда знаешь? – спросил Барни, - В самый разгар войны с мутантами призывали одновременно не больше десяти тысяч.

- Знакомые есть. – уклончиво ответил тот.

Уклончивость и скрытность – это было, пожалуй, если и не полное, то весьма подробное описание этого бывшего наёмника, даже вместо имени носящего прозвище, связанное, как это можно было догадаться, бросив краткий взгляд на изуродованное лицо, с самой броской отличительной приметой, могущей остаться лишь после мощного ножевого (хотя не исключено более серьёзное оружие) удара. Никакие разговоры не могли заставить Шрама сказать хоть слово о своём прошлом, за исключением того, что он служил наёмником в самых разнообразных армиях. Об остальном оставалось только догадываться. Ульрих за спиной Шрама говорил порой, что наёмник всегда остаётся алчным до денег и крови, но не вступать в прямой конфликт ему ума, впрочем, хватало. Один из немногочисленных выводов, которые смог сделать Барни по туманным и отдалённым догадкам, заключался в том, что остатки армии, в которой оказался наёмник во время эпидемии, впоследствии наводнили собой ряды «Лекаря». Знакомые Шрама среди лекарей обнаруживались постоянно и в большом количестве, и иногда непонятно было, почему он сам не носит чёрную униформу.

- Вы присаживайтесь... – провёл рукой Николай, указывая на щедро усыпавшие комнату стулья и кресла, был даже один скрипящий диван, - А что ещё говорят твои знакомые?

- Что в девять часов утра все люди, обнаруженные вне рабочих мест, или уклонившиеся от призыва, будут признаны преступниками. – ответил Шрам, опускаясь на стул, - В случае обнаружения пяти и больше подобных граждан в одном месте, преступниками они будут признаны политическими.

- Как раз про нас. – щёлкнул пальцами Джимбо.

- Смейся не смейся, но этим самым путь назад нам отрезан. – покачал головой Николай, - Надеюсь, все это уже поняли? Майкл?

Юноша, притулившийся на краю кресла, стоящего в углу, вскинул голову. Об этом Барни с Николаем договорились заранее. Пока ещё не поздно, предложить парню отправиться домой. В институт, либо под призыв... Но однозначно туда, где вероятность ни за что и ни про что сложить свою голову значительно ниже. Барни чувствовал, что, скорее всего, Майкл не согласится уйти. Николай умел задать вопрос так, чтобы не оставить собеседнику никакого выбора, нежели ответить то, что хотелось ему самому. И снова странно было, почему, обладая столь мощными навыками убеждения и управления людьми, Николай так и не пробился в средний сектор...

- Да? – произнёс Майкл.

- То, что мы собираемся делать, не просто противозаконно. – глядя прямо в глаза юноше, говорил Николай, - Действия, направленные на революцию, неизбежно будут признаны актом государственной измены. И, даже если наши идеалы в итоге восторжествуют, не исключено, что это произойдёт спустя годы кровавой гражданской войны. Люди получат свободу от государственного террора – но нам, скорее всего, до этого момента не дожить. Поэтому я предлагаю тебе решить, честно для самого себя определиться, хочешь ли ты такой судьбы. Мы все поймём, если...

- Судьба Города-N – моя судьба. – ответил Майкл, - Я буду с вами до конца.

- Ну-ну, хватит. – проговорил Ульрих, - Я сейчас расплачусь. Мы тут собрались уже с готовым решением вроде бы, а не с вопросами, надо или не надо. Дело делать будем или всё базарить?

- Я рад, что ты с нами. – не обратив и толики внимания на слова Ульриха, сказал Майклу Николай, - Думаю, мы можем начать. Перво-наперво я хочу знать, что у нас с оружием? Помимо того, что предназначается дону Сильвио, я имею ввиду. Чем будем вооружены сами?

Джимбо снял с плеч рюкзак, опустил его на пол и расстегнул, пролив свет на жмущиеся друг к другу килограммы взрывчатки. Барни, проследовав к дивану, извлёк из-за хлипкой стенки длинную сумку, подозрительно гремящую металлом.

- У меня пластид. – гордо заявил Джимбо, показывая один из продолговатых свёртков, - Хватит, чтобы это здание снести. Десять гранат. Пять осколочных, пять зажигательных. Ещё восемь гранатомётных снарядов, из них три микроядерных. По одному на средний танк – и останутся три груды металла. Мины. Противопехотные, противотанковые, одним словом – противоублюдковые.

- А у меня то, чем будет стрелять не только Джимбо. – вставил Ульрих, пока Барни возился с замком сумки, - Как просили. Три штурмовых автомата спецназа. Помповой многозарядный дробовик. Гранатомёт для нашего главного шутника. Снайперская винтовка моя, не трогать... Семь крупнокалиберных пистолетов – кому-то достанутся два, раз Том слился. Шесть пистолетов-пулемётов – нет, я не угадал, что Тома не будет, мне эта хрень не нужна. Бронежилеты. Противогазы с фильтрами. Плащи, как у призывников. Ну и... – тут Ульрих расплылся в улыбке, наблюдая за изумлением товарищей, - Лазерная винтовка. Боеприпасов ко всему тоже куча. В общем, есть чем воевать.

- И не поспоришь. – сказал Николай, - Вперёд, ребята! Разбирайте игрушки.

Барни, находящийся в непосредственной близости от сумки, взял дробовик. Лазер вызывал у него серьёзные опасения, поэтому возможностью выбирать первым он воспользовался для того, чтобы выбрать что-то помимо автоматов. Пистолеты и ПП разобрали быстро, лишние взял себе Шрам, мгновенно приобретя крайне внушительный вид – помимо ШАСа в руках опоясанный ещё четырьмя кобурами. Скромничающий Майкл также не осмелился взять лазер – так что это передовое оружие досталось заметно приободрившемуся Николаю.

Наконец, все бойцы, вооружившись и одевшись в серые, покрывающее всё тело плащи, скрывающие под собой бронежилеты, предстали друг перед другом. Барни подумал о том, как хорошо было бы на этом всё закончить... Но нет, каждое из оружий надлежало теперь применить против живых мишеней, а каждый бронежилет, закрывающий, к слову, помимо туловища, только плечи, пах и немного – бёдра, теперь должен был принять на себя огонь.

- Что теперь? – спросил Барни.

- Ждём дона Сильвио. – ответил Николай, глядя в окно, - В половину девятого он должен появиться здесь. С ополчением, которое мы обильно вооружим всем, что ещё натащил сюда Ульрих. Затем – выйдем в атаку. Призывные пункты, расследовательные и контрольные центры... Нам будет на чём сосредоточить свои усилия. Если дон Сильвио выполнит свои обещания и соберёт народ, то к вечеру район будет в его руках. А затем пламя восстания перекинется и на весь остальной Город-N.

*********

Мерное тиканье часов проносилось, отражаемое в десятки и сотни отголосков. Слабое свечение снизу и странный беспроглядный сумрак над головой составляли собой весь мир, ставший почему-то странно минималистичным. Андре стоял на матово-чёрной квадратной пластине стороной примерно в полтора метра, посреди сотен таких же, перемежающихся в шахматном порядке с не менее огромным количеством белоснежно-белых клеток. Вернее, это и были шахматы, колоссальная доска, заполненная, насколько только можно было увидеть, фигурами. Пешки, кони, слоны, гораздо реже – ладьи... Сложно было представить, где вообще находятся края доски и куда следовало бы отправляться пешке, намеревавшейся обратиться в королеву.

Внезапно Андре понял, что фигуры вокруг него лишь на первый взгляд являются обработанными кусками дерева. По мере того, как он присматривался к ним, плавные очертания вдруг сменялись одеждами, кожей, бронёй... Фигуры обращались в людей. И раз за разом он понимал, что фигуры, окружающие его, ему знакомы. Восставшие из мёртвых Даррел, Лиза, Джейр располагались от него не дальше чем через пару клеток. Прямо перед Андре на расстоянии в три клетки возник полковник Отто Рейвен, чуть поодаль чёрный ферзь вдруг обратился комиссаром Чайзером.

Андре глядел из стороны в сторону и видел всё новые лица, участвующие в партии. Профессор Бэтлер, Кайра, особенно часто вспыхивали лица лекарей – и среди них многие без шлемов. Андре вдруг понял, что не помнит, какой цвет у той или иной фигуры. Даже о своей собственной принадлежности к белому или чёрному стану он мог лишь догадываться. Насколько он помнил, обе стороны были рассеяны по доске в совершенном беспорядке... А это означало лишь одно – защитные линии смяты, и дело дошло до ожесточённой бездумной резни между фигурами, в надежде, что под размен попадут более ценные вражеские и менее ценные свои фигуры.

Отвечая его мыслям, один из лекарей с огнемётом в руках внезапно вышел из неподвижности и двинулся в сторону Джейра. Андре, протянув руку вперёд, ощутил невидимую плотную стену, идущую, видимо, вертикально вверх от границ его чёрной клетки. Значит, ходы здесь всё-таки ведутся по шахматным правилам – с соблюдением очерёдности. Но кто решает, какой фигуре ходить и куда? Кто эти игроки, что управляют партией? Чья воля направляет всех людей, участвующих в игре?

Лекарь с огнемётом, достигнув краёв клетки, на которой расположился Джейр, вскинул своё оружие, направил мощную струю в словно парализованное тело мутанта. Едва потоки пламени коснулись Джейра, он ожил – но только для того, чтобы, уронив свой пулемёт, рухнуть на пол и закричать в предсмертной агонии. В этот момент Андре вдруг увидел краем глаза, что где-то вдали в это время тоже совершаются ходы неразличимыми на таком расстоянии фигурами.

Испепеливший Джейра лекарь занял место мутанта. Андре, понявший, что может срубить находящегося спереди и слева от него врага (ему почему-то думалось, что он должен быть пешкой в этой игре), едва не пересёк границу своей клетки. Остановила его мысль о том, что если полковник Отто Рейвен выполняет роль коня, то, двинувшись вперёд, он окажется под огнём. Но, судя по тому, что лекарь, нападая на Джейра, шёл слоном по диагонали, Андре и без того сейчас был под атакой. Продолжая думать о том, как ему можно выйти из этой ситуации, Андре провёл рукой по тому месту, где недавно была незримая стенка. Как он и думал, её на этот раз не оказалось – его ладонь свободно плыла над соседней белой клеткой.

Едва Андре в голову пришла мысль, что именно передняя клетка не представляет для него никакой опасности, будучи свободной от нападения других фигур, его рука словно получила мощный удар, который заставил её переместиться обратно в пределы чёрной клетки. По инерции Андре отшатнулся назад, успев подумать о том, что сейчас грохнется назад и ему засчитают ход, даже не дав возможности понять, где он оказался. Однако спина его встретила плотное препятствие, предотвратившее падение. Андре ужаснулся, поняв, что неведомый игрок сделал ход, оставив его на месте, под атакой лекаря... Но ещё больший ужас он испытал, когда увидел, какой фигурой решили ходить.

Лиза двинулась со своей позиции. Медленно и размеренно – на эшафот. Андре стал биться кулаками в непроницаемую пустоту, закричал – но нет, мало кому было дело до чувств рядовой пешки. Лиза добралась до клетки, на которой стоял защищаемый полковником Рейвеном лекарь, выхватила из кобуры пистолет – Андре помнил, что это был тот самый пистолет, который он взял с собой, навсегда покидая свою квартиру, и перед битвой дал ей, пожелавшей сражаться плечом к плечу с ним.

После первого же выстрела солдат пал, лишённый внушительной части головы. Сюрреалистичность происходящего вызывала лишь ещё большее отчаяние у Андре. Пристрелив угрожающего Андре врага Лиза, разумеется, сразу же ступила на его место... И ответный ход противника не заставил долго себя ждать.

Полковник Отто Рейвен, как и подумал Андре, оказался конём. Он, выхватив из-за спины винтовку, зашагал к Лизе, неподвижно ожидающей разрешения своей судьбы. Щелчок затвора, томительное ожидание...

Андре уже не слышал, как прозвучал выстрел и как рухнула на шахматную доску срубленная Лиза. Его вдруг потянуло наверх. Он ощутил, будто за его спиной сомкнулись чьи-то цепкие пальцы, таща его прочь от места сражения. Взмывая наверх, Андре видел, что шахматная доска простирается гораздо дальше, чем ему думалось – фигур, ведущих сражение, было уже не менее миллиона, и да, отсюда, с позиции игрока, они были всего лишь чёрными и белыми кусками дерева – но вовсе не живыми людьми.

Для игрока, ведущего партию, гибель Лизы была лишь многообещающим маневром. Для игрока едва ли существовало беспокойство о том, сколько фигур поляжет, пока он будет добиваться своей победы. И точно такой же бессердечный стратег сидел и с обратной стороны доски.

Андре протянул руку к доске, передвинул очередную фигуру. Он видел готовящуюся своим противником атаку и предупредил её ответным выпадом. Затем, не дожидаясь, пока невидимый противник вдруг введёт в бой новую ладью, которую он сам не заметил вовремя, Андре потянулся и сделал ход и за своего противника. Щелчок, доносящийся откуда-то издалека, обозначал каждый совершённый ход и заставлял часы снова отсчитывать время, затраченное на раздумья. Снова получив возможность двигать фигуры, Андре, охваченный азартом, выставил защиту против вражеской ладьи. И тут же сообразил, что защита эта совсем бесполезна, вновь сделал ход за своего противника, почему-то совершенно не торопившегося участвовать в партии. Ладья пробила выстроенную им защиту – но Андре не чувствовал и толики огорчения, потому что понял, что это сделала ни чья-то, а именно его ладья. Противника, конечно, не было и не могло быть. Была лишь доска, фигуры, уже не воспринимаемые за живых людей, стук часов и одинокий игрок, ведущий бесконечную партию, ведущий её уже давно, и явно не для того, чтобы какая-то из сторон одержала верх.

Андре испуганно заморгал глазами. Это была не его квартира. Не номер в гостинице. Не комната в карантинном отсеке МКСР. Он не понимал, где находится, где он проснулся на этот раз. Воспоминания сильно подводили, но стоили ему повернуть голову и...

Андре увидел стоящего у окна комиссара Чайзера, облачённого в боевую униформу – похоже, своё знакомство с заражённым террористом решившего закончить здоровым. Мгновенно вспомнив обо всём, предшествовавшем пробуждению, Андре вскочил с кровати. В глазах сильно мутило, проносились яркие вспышки из какого-то непонятного, начинавшего забываться сна – как и остальные, посетившие его за последние дни, и о которых он не помнил.

- И правильно. Уже половина восьмого, а самый опасный террорист Города-N преспокойно спит. – произнёс комиссар.

- Где остальные? – спросил Андре.

- Лежат в соседней комнате с перерезанными глотками. – с явно саркастическим выражением лица ответил Зигмунд, - И теперь я пришёл за тобой... Спят, что им ещё делать после акта государственной измены.

Андре опустился обратно на кровать. Слова, сказанные Зигмундом при встрече, до сих пор не выходили из головы. Им так и не довелось поговорить вчера, поскольку все без исключения, добравшись до пустующей квартиры, облюбованной комиссаром, в бессилии рухнули на кровати, едва озаботившись даже самим спасителем, который вполне мог спасти их только для того, чтобы впоследствии сдать своим сослуживцам. Впрочем, и сам комиссар, оказавшись здесь, первым сказал, что все разговоры будут вестись утром и отправился спать.

Похоже, именно сейчас, пока спали три дезертира и один оператор новостной службы, следовало выяснить отношения Андре и Зигмунду.

- Разве спасши нас ты не совершил точно такой же акт государственной измены? – спросил Андре, выискивая малейшие эмоции на лице Зигмунда.

- Если вовремя сдам тебя, то, возможно, оправдаюсь. – пожал плечами Зигмунд.

- Собираешься ли?

- Не думаю, что собираюсь.

- Почему? И как можешь доказать это?

- Ночь, от которой ты пробудился не в пыточной камере, а там, где ты и лёг спать, не убеждает? – чуть наклонился комиссар.

- Как знать. – ответил Андре, - Может, в прихожей сидят твои ребята, дожидаются, пока я к ним выйду?

- А ты проверь. – демонстративно пройдя к двери, ведущей из спальни, ответил Зигмунд.

Распахнув её, он сделал короткий пас ладонью, показывая, что, мол, пусто, и никого, кроме них, бодрствующего в квартире не присутствует.

- Я мог тысячу раз всё закончить, Андре Гасте. – закрыл дверь комиссар Чайзер, - И то, что ты до сих пор не сидишь перед гримёрами рекламной службы, готовясь вещать с телеэкранов о своём чистосердечном раскаянии, как мне кажется, подтверждает отсутствие у меня желания тебя сдавать.

- Прямо тысячу? – чуть изогнулись уголки губ Андре, - Ты не переоцениваешь ли себя?

- Ничуть. К примеру, я мог предотвратить поражение Отто Рейвена, но не сделал этого.

- Каким же образом? Если бы пристрелил и меня вместе с Даррелом?

- Тоже мог быть неплохой вариант, уже тысяча и одна возможность... Но и после я мог нажатием одной-единственной кнопки отправить полковнику видео, на которое отчётливо заснял все ваши перемещения. Или ты думаешь, что, убив какого-то бродягу с автоматом, я удовлетворился и отправился с докладом в Комиссариат? Нет... Я думал выжать как можно больше пользы из всей этой истории.

- Так почему же не выжал? Разве спасение полковника от разгрома не принесло бы тебе наград и поощрений?

- За ними я не гонюсь.

- За чем же тогда? Какая логика в том, чтобы подставить своё руководство?

- Для тебя это, конечно, будет звучать довольно странно. – комиссар скрестил пальцы рук, - Но, сидя там, в руинах, снимая вас на камеру и уже держа палец над кнопкой связи, я вдруг подумал, что Шпиль обречён.

«Шпиль обречён». Услышать подобное, произносимое всерьёз, от агента Комиссариата было все равно, что увидеть отрекающегося от власти Мейса Ивиро. И подобные провокационные речи, знал Андре, могли вестись ищейками для того, чтобы просеивать народ на предмет революционных настроений. Но какой смысл выводить на антиправительственный разговор его, террориста, поднявшего мятеж и одержавшего победу над превосходящими силами городских войск, уже однозначно обречённого на жестокую смерть в случае своей поимки? Андре плохо понимал, чего добивается Зигмунд, и ещё меньше – чем именно он руководствуется.

- Неужели ты скажешь мне, что на тебя вдруг снизошло озарение и ты решил перейти на сторону повстанцев? – спросил Андре, - Мне в это очень слабо верится. К чему эти игры? Почему бы тебе не говорить честно о своих мотивах? Я же не совсем дурак, и вижу, что ты многое недоговариваешь.

- Шпиль обречён. – улыбнулся Зигмунд, - Далеко не потому, что вы победили вчера. Я мог позвонить полковнику Рейвену, и он одержал бы именно ту победу, которую обещал с телеэкранов каждому жителю Города-N. Но это ничего не решило бы. Шпиль, вернее, я имею в виду его президента, в итоге оказался бы свержен.

- Каким образом? – не понимал Андре, - Народ поднялся бы на восстание из-за нашего мятежа после того, как его подавили?

- Ты показываешь свою недостаточную осведомлённость в политике, Андре Гасте. – ответил Зигмунд, - Восстания редко приводят к революциям. Гораздо чаще смена власти происходит из-за дворцового переворота. Что и готовится сейчас в Городе-N. Понимаешь меня?

- Президента готовятся сместить его собственные советники?

- Именно так. И у них это отлично получится.

- Но это значит, что... – Андре вдруг ощутил что-то, граничащее с отчаянием, разливающееся в его душе, - Что ты решил использовать нашу победу для того, чтобы они получили основание для свержения президента.

- Это одна сторона вопроса. – кивнул Зигмунд, - Есть и другая, она более значима для меня, но может быть немного нелогична.

- Объясни.

- Мои ощущения. – пояснил Зигмунд, - Я прославлен на весь B-2 своим умением раскрывать самые запутанные из дел. Мне говорят про мои интеллектуальные способности, про мою сообразительность, про какие-то таблетки, которые я принимаю в огромных количествах... Но самым большим моим инструментом являются именно мои собственные ощущения. Читая дело, я точно знаю, что именно произошло и как, почему упустили преступника, куда делись украденные деньги, скольких бандитов нужно будет расстрелять... Но когда я взялся за твоё дело, мои ощущения заглохли.

- Как же так? – удивился Андре, - Ведь ты нашёл меня на следующее утро после первого теракта!

- Когда ты проснулся и едва не сбежал из гостиницы... Тот комиссар Чайзер, которого я знал все эти годы, оказался бы в твоём номере спустя пару часов после того, как ты лёг спать. Я же затянул расследование, а затем, торопясь из-за того, как много времени потерял, взял с собой одну машину, хотя всегда беру три. Здание не окружил и упустил тебя... Это не почерк комиссара Чайзера. Я думал, что со мной что-то неладно, а потом, когда получил известие о разгроме капитана Джеймса Кларка, понял, что тут всё гораздо серьёзней.

- То есть?

- Я считал тебя очередным съехавшим с катушек клерком. – признался Зигмунд, - Но съехавший с катушек клерк не способен раз за разом уходить от старушки с косой, ещё и щёлкая ей по костлявому носу. Таких, как ты – сотни в Городе-N. Вдруг берущих оружие и устраивающих пальбу. Но первый раз за свою карьеру я вижу, чтобы вокруг одного безумца вдруг вставали толпы других, причём с таким единством и такой готовностью умереть. Любой мятеж в Городе-N изначально обречён на то, чтобы быть ведомым рекламными службами. Я решил проверить, на что ты способен, будучи единственным предводителем восстания. И результат превзошёл все ожидания. Тогда я понял, что твою жизнь необходимо спасти, чтобы дать возможность блеснуть ещё раз.

- Блеснуть? – переспросил Андре, - То есть, устроить ещё несколько кровавых боен?

- Именно. – кивнул комиссар, - И более того, это будет отвечать твоим идеям. Власть будет свергнута – ну а то, что на смену ей придёт новая, было очевидно и без того.

- Но я хотел народной власти, а не власти новых узурпаторов. – ответил Андре, - Это ведь будет просто смена декораций. «Лекарь», рекламные службы, карантинные камеры и пыточные столы... Ничего не исчезнет, это будет тот же самый Город-N! Я... Я бы никогда не согласился на борьбу, зная такой её исход.

- Ты знал. – развёл руками Зигмунд, - Ты прекрасно знал, на что идёшь. Любой мятеж можно использовать для своих целей, если у тебя есть власть и доступ к СМИ. Ближайшее окружение президента обладает большой властью, а ты уже подготавливаешь информационную подоплёку для его свержения. Но не всё так плохо, как ты думаешь, новая власть будет не так уж и ужасна, как тебе думается.

- Я не позволю этому случиться. – вдруг сказал Андре.

- И как же? – короткий смешок вырвался из уст Зигмунда, - Не переоценивай свои возможности.

- Мою трансляцию слышал каждый житель Города. – возразил Андре, - И люди, нацелившись на революцию и коренное изменение всей системы, не согласятся разменять свои мечты о свободе и спокойной жизни на другое лицо, которое будет вещать тоже самое, что и раньше, с того же самого телеэкрана.

- Свободе, спокойной жизни... – повторил Зигмунд, - Это могло быть возможным, не будь ты заражённым, доживающим свой небольшой срок. Ты смертник, и твои мотивы не могут быть разделены обывателями. Эпидемия слишком страшна, чтобы народ наплевал на неё и стал расправляться с властью, единственным своим щитом, защищающим от вируса и мутантов.

- Это мы увидим сегодня. – продолжал Андре, - Я точно знаю, что восстания вспыхнут по всему Городу-N.

- Тут ты ничего существенного не предсказал. – пожал плечами Зигмунд, - Ясно и тупице, что будут вспышки недовольства, местами, возможно, и вооружённые. Но Шпиль подготовил ответный удар – мобилизовал все силы «Лекаря» и начал экстренный призыв в войска гражданской обороны. Мятежи будут подавлены, и это добавит определённую каплю в копилку ненависти народа к президенту. Переворот они примут восторженными демонстрациями и праздничными шествиями – как это было в первый год строительства Города. Новая власть будет принята людьми, как долгожданное освобождение. Люди – бездумный скот, готовый подчинятся. Лишь бы присутствовало ощущение борьбы за светлое будущее.

Андре ощущал, как слова комиссара опутывают его цепями отчаяния, лишая надежды, наполняя лишь рвущейся безысходностью. Он не мог слушать всё это. Казалось, будто его собственную душу насилуют и извращают – настолько глубоко ранил нескончаемый цинизм. Всё то же самое, все те же зачистки и ложь... Смертник, чьи мотивы никогда не будут разделены людьми... Андре окутало сгустком ярости. Он понял вдруг, что не может спустить комиссару этот снисходительный, с ощутимым привкусом презрения разговор. Пришедший к нему, безоружному, в своей офицерской униформе, он, возможно, был недостаточно осторожен. Как знать, не стоит ли с такими безумными террористами, как он, разговор вести, лишь держа его под дулом оружия?

- Ты никогда не боялся стать заражённым? – вырвалось у Андре при мысли о том, насколько крепко стекло маски Зигмунда и как сильно возросла его собственная мышечная масса благодаря воздействию вируса.

- При чём тут... – раздражённо проговорил Зигмунд, безнадёжно проморгав тот момент, когда ещё можно было остановить надвигающуюся бурю.

Передумав разбивать кулаком лицевую маску, Андре ступил ближе к комиссару, двигаясь, будто во сне, он увидел собственные руки, сомкнувшиеся на шлеме Зигмунда, откидываемые в сторону застёжки шлема. Комиссар замер, лишь сильно увеличившиеся в размерах зрачки выдавали прячущийся глубоко внутри страх.

- Мне кажется, что ты плохо понимаешь нас. – Андре держался за шлем, будучи готов в любой момент сорвать его с головы комиссара, гарантированно сделав того ещё одним несчастным из бесконечной орды заражённых, - Ты был в небоскрёбах, расследовал преступления и пытал людей, но что ты знаешь о народе Города-N? Что ты знаешь об обычных людях, которые живут в нём?

- Ты... – казалось, что все эмоции Зигмунда ушли в сереющий, будто крепкие руки сжимали не шлем, а горло, цвет лица, - Я спас тебя, не забывай...

- Ты спас меня, чтобы я участвовал в каких-то твоих играх. – отрезал Андре, - Такое спасение хуже смерти. Ты хочешь очернить всё, за что погибли мои люди. Ты, предавший собственных товарищей и отсидевшийся в каком-то подвале, хочешь теперь, чтобы наша борьба оказалась бессмысленной. Я не позволю кому бы то ни было использовать меня или моих людей. Довольно! Мы боремся за собственную свободу, а не за смену декораций! Ну же, комиссар, скажи, готов ли ты прочувствовать то, что чувствуют заражённые? Готов ли ты стать одним из смертников? Чего стоит твоя храбрость? Идёт ли она дальше этой чёрной униформы?

- Я... – бормотал Зигмунд, - Я пригожусь тебе, не надо...

Какой же ошибкой было полагать в первую встречу с комиссаром Чайзером, что он является человеком, способным бесстрашно ходить под смертью... Вся бравада исчезла, стоило лишь сильнее и решительнее надавить на него таким образом, какого он не ожидал. Как можно было испытывать животный страх перед этими испуганными глазёнками, зажмурившимися в ожидании шипения, прискорбно оповещающего о разгерметизации костюма?

- К тому моменту, как у тебя настанут первые признаки, я уже умру. – ответил Андре, - Что же? Это всё, на что способен комиссар Города-N? Строить козни против своего президента, а когда настанет время отдать за него жизнь, поджать хвост и завыть от страха? Вести речи о предательстве, но побояться даже слегка прикоснуться к горю тех, кто страдает и будет страдать от твоей грёбаной власти?

- Кайра! – вдруг воскликнул Зигмунд, - Твоя дочь, Кайра!

Андре почувствовал, как что-то внутри упало. Уже собиравшийся, наконец, отбросить в сторону шлем комиссара и наградить его крепкой отрезвляющей пощёчиной, он ослабил хватку при этих словах.

- Что с ней? – едва слышно проговорил он.

- Она была в их руках, а потом сбежала. – торопливо проговорил комиссар, - Она попала в расследовательный центр, её допрашивали, затем направили в НаучЦентр на психологическую хирургию. Она сбежала оттуда, совершив теракт и взяв в заложники профессора Иоганна Бэтлера!

- Почему. – глухо произнёс Андре, - Почему её взяли? Ответь мне, почему?

- Из-за тебя. – послышался тот самый ответ, которого он так боялся, - Её взяли ночью после разгрома отряда капитана Джеймса Кларка.

- Где она сейчас? – спросил Андре.

- Я могу помочь тебе найти её. – сказал Зигмунд, - Но ты должен отпустить меня. Иначе – не надейся.

Андре отпустил комиссара. Сделал это он довольно сильно – тот ударился спиной о стену. Шлем, впрочем, остался на месте, но и без того, знал Андре, существовала, пусть и небольшая, вероятность заражения. Зигмунду, к счастью, было не до того, чтобы, поддавшись мысли об этой вероятности, отказаться помогать Андре и увеличить свои шансы оказаться заражённым до сотни процентов.

- Они исчезли бесследно – Кайра, профессор, и ещё одна медсестра, которую твоя дочь взяла в заложники. – говорил Зигмунд, водворяя на место застёжки шлема, - Расследование шло одновременно с подготовкой к битве, и я мог за ним наблюдать. К счастью, статус комиссара позволяет будучи инкогнито, получать доступ к большей части камер видеонаблюдения в Городе. Никаких следов, как говорят ищейки, словно провалились под землю... В этом проблема посредственных следователей. Озвучить верный ответ, но не придать ему значения.

- Где же она? – повторил Андре свой вопрос, - Можно без длительных вступлений?

- Под землёй, где же ещё. – ответил Зигмунд, - По всей видимости, под B-4 есть некое подземное убежище, известное профессору, но неизвестное большей части следователей «Лекаря».

- Мы можем туда попасть?

- Ну, разве что оказавшись в B-4... – протянул Зигмунд, - Но я думаю, что даже если такое никчёмное подземелье, в котором обретался МКСР, имеет выход на поверхность в C-10, то секретное, возможно и вовсе правительственное убежище должно пролегать как минимум не под одним районом.

- Это просто догадки. – отрезал Андре, - Ты не знаешь, как нам попасть туда, верно? И понятия не имеешь?

Задав этот вопрос, который он уже собирался перевести в тот самый удар по стеклу маски, от которого удержала собственная жалость к врагу, Андре вдруг увидел странный блеск в глазах комиссара. Что же, имя его дочери он прокричал не просто в надежде избежать гнева, а действительно имея какую-то возможность найти её, совершенно неожиданную попавшую в переплёт, сравнимый с его собственным?

- Я имею анонимный доступ к информации, Андре Гасте. – ответил он, - Все передачи и послания с уровнем секретности ниже высшего открываются комиссарскими полномочиями. Это уже охватывает переговоры и передвижения всех боевых отрядов. Напомню – анонимно, за нами не выйдут штурмовики, как произошло бы, не будь я комиссаром. Рано или поздно мы обнаружим что-нибудь подозрительное. Нужно просто следить за развитием ситуации и ждать. Я достаточно убедил тебя в своей пригодности, или всё ещё хочешь размазать меня о стену?

- Будем считать, что этот вопрос откладывается. – ответил, очень неохотно разжимая кулак, Андре, - Буди остальных, будем следить и ждать, как ты говоришь. Всё, что нужно, чтобы найти мою дочь. А потом мы продолжим этот разговор.

*********

Андре наблюдал за тем, как расписывает Зигмунд, сидящий за расположившимся на кухне заброшенной квартиры компьютером, текущую ситуацию в Городе собравшимся дезертирам «Лекаря». Патрик хмурился, Холлард и Вайч тревожно переглядывались, Фениель, оператор, заснявший столь дорогое для своей службы видео, смотрел словно в пустоту. Погибнуть в лагере командования, сгорев под бомбардировкой, похоже, казалось им всем менее страшным, чем теперь сталкиваться с необходимостью справляться с последствиями своих действий.

Для Андре же услышанное было, по большей мере, вполне ожидаемым. Спустя короткое время после прямой трансляции во все городские службы стали поступать директивы, описывающие новое ужесточение мер по отношению к населению. И призыв, и мобилизация, были, разумеется, наиболее логичными шагами власти – но, в отличие от дезертиров, Андре больше внимания уделял тому, как реагировали жители Города-N. Патрули лекарей передавали информацию о большом количестве уклонившихся от призыва, о целых бесследно опустевших кварталах в отдельных районах Города-N. Ни одной стычки лекарей с недовольными гражданами пока не наблюдалось... Но всё должно было измениться ровно в девять часов, когда, как говорил Зигмунд, лекари начнут укладывать лицом в пол тех, кого обнаружат вне призывных пунктов и рабочих мест. Неизбежно вспыхнет сопротивление, составленное как раз из тех людей, которых сейчас не могли найти в их собственных домах занимающиеся набором призывников лекари.

Особенный интерес вызывали также действия властей, направленные против самого Андре и Кайры. B-4 продолжали прочёсывать вдоль и поперёк, однако безуспешно, камеры наблюдения показали лишь, что профессор Бэтлер усадил его дочь и медсестру в некое транспортное средство, которое затем никто и нигде не видел. Если эта кабина, размером с небольшой лифт, не трансформировалась в самолёт, то, как и сказал Зигмунд, уйти беглецы могли лишь под землю.

Не имея возможности добраться до Кайры, лекари предпринимали решительные шаги, направленные против остатков МКСР. Десяток средних танков, сопровождаемый сотней бронированных огнемётчиков проходил через блокпост из B-4 в C-11. Ещё только оказавшись в пределах района, они стали палить по близлежащим зданиям, расчищая, по0видимому, плацдарм для дальнейшего наступления вглубь района. Выглядело это так, будто, учтя ошибку полковника Рейвена, новую зачистку решили провести, не дав повстанцам и малейшей возможности окружить карательный отряд. Если поздним вечером огнём покрылась окраина C-11, то сейчас пламя, в считанные минуты обрушивающее девятиэтажные жилые здания, шло с противоположной стороны. Работали представители власти крайне слаженно и чётко – огнемётчики, помимо струйных пламеиспускателей вооружённые ещё и напалмовыми гранатами, поджигали избранное здание, и через короткое время, когда пожар охватывал весь дом, подтачивая стены и несущие опоры, танки били несколькими точными выстрелами. Очень скоро вся бетонная конструкция рушилась грудами обломков. Встречались среди зданий и населённые – и на это было смотреть тяжелее всего. Потому что, как мог понять Андре, наблюдая за происходящим из камер, установленных в шлемах солдат, люди, махающие руками из окон, кричащие, всеми способами дающие понять, что дом не заброшен, не вызывали и малейшей заминки у одетых, вместо чёрной, в красную огнеупорную броню лекарей.

Андре испытывал очень тяжёлые чувства, глядя на то, как из-за него сжигают район. Это казалось даже хуже, чем, будучи диспетчером, участвовать в процессе со стороны властей. Из-за него взяли Кайру, а теперь, даже не имея возможности сопротивляться этим бездумным машинам убийства, погибнут и все оставшиеся в живых люди МКСР, и дезертиры «Лекаря», и, конечно же, большая часть населения C-11. Это не могло не вызывать желания остановить творящееся безумие. А Андре думал, что остановить выжигателей вполне возможно.

- Так они сожгут весь район. – проговорил Андре.

- В назиданье остальным. – пожал плечами Зигмунд.

- Куда они доберутся быстрее, до нас, или до прохода в МКСР?

- Почти одновременно... Но если мы можем убежать, то бункер никуда не сдвинется. – ответил комиссар, - И те люди, которых ты укрыл там от битвы, и дезертиры «Лекаря» - всех ждёт огненный ад. В узких подземных помещениях выжигатели будут непобедимы. Им никак не помочь.

- Это если мы дадим лекарям туда добраться. – сказал Андре, вызвав на себя крайне недоумённые взгляды.

- Если бы у нас был сверхтяжёлый танк, а не прошитый пулемётной очередью внедорожник, твои слова, возможно, были бы не таким бредом. – произнёс Зигмунд, - В одних случаях надо геройствовать и бросаться грудью на амбразуру, а в других – улепётывать, пока цел. И это явно второй случай.

- Я так не думаю. – возразил Андре, - Скажи-ка пожалуйста ещё раз, какие директивы относительно меня даны лекарям?

- Ты, наверное... – комиссар обернулся, глядя с таким видом, будто видел перед собой идиота, однако, дослушав вопрос Андре, похоже, и он стал понимать замысел, - Ты же не хочешь сказать, что...

- Меня же приказано брать живым, верно? – встречая расплывающееся в понимающей улыбке лицо Зигмунда, спросил Андре.

- Верно. – кивнул комиссар, - Живым. С тем, чтобы затем доставить в Шпиль, а это означает, что приказ пришёл с самых верхов и точно будет исполнен в том случае, если тебя удастся взять в плен живым.

- Что мы собираемся делать? – взволнованно спросил Патрик, - Андре, ты хочешь сдаться?

- Скажем так, Андре Гасте уже сдался в наши руки. – торжественно произнёс Зигмунд, - Мы – верные служители закона и мы стремимся передать его в руки правосудия... Во всяком случае, создадим полную видимость этого. Жаль только, что вы поспешили избавиться от своих шлемов. Мало того, что вы теперь потенциально заражённые, так ещё и не сможете играть роль бойцов моего подразделения. Придётся идти мне с Андре, а вам быть где-нибудь поблизости.

- Каков же план? Что вы собираетесь делать? – спросил Патрик.

Андре и Зигмунд встретились взглядами. Удивительно, но комиссар совершенно точно понял весь замысел своего совсем ещё недавно злейшего врага в самом зародыше. Взглянув на всё это, можно было сказать, что выход из всей этой ситуации существует лишь один, и именно его нашёл Зигмунд – но то, как недоумевали дезертиры в этой совершенно очевидной ситуации, наводило на мысль о какой-то особенной связи между террористом и назначенным ловить его следователем.

- Мы угоним танк. – сказал Зигмунд, поднимаясь со стула, - Помогите мне собрать компьютер. Выходим и садимся в машину, отправимся прямиком к тем, кто нас ищет...

Им довольно сильно повезло – по двум путникам, следующим по центральной улице C-11, стрелять не стали, а чуть позднее, видимо, с помощью приборов дальновидения разглядев, кого именно ведёт к ним человек в потрёпанной униформе комиссара, прекратили огонь, который только начали вести по двум зданиям, ставшими началом всё укорачивающейся улицы. Самим зданиям, впрочем, это мало помогло – уже выпущенных зажигательных снарядов хватило на то, чтобы две девятиэтажки оказались охвачены пламенем, превратившись в два факела, обозначавших словно бы финишную черту на беговой дорожке. Два танка и около пятнадцати огнемётчиков отделились от общей группы и немного выдвинулись вперёд, танки, прижимаясь друг к другу, по автотрассе, пехотинцы же в основном, помимо троих, ставших перед бронемашинами, удовлетворились чернеющими руинами от уже обрушенных зданий. Выстроившись такой цепью примерно в трёх кварталах от ещё не попавших под обстрел домов, они и стали ждать, пока до них доберутся внезапные гости. Оставшиеся, сосредоточившись на других улицах, продолжили продвигаться вглубь района, и явно ощущалось, что через какое-то время они окажутся обширным полукругом, держащим в клещах двух путников.

Руки Андре держал за спиной, создавая видимость взятого в плен и закованного в наручники преступника, однако наградил его Зигмунд не кандалами, а собственным крупнокалиберным пистолетом, так что из безвольно поникшего пленника он в любой момент мог вновь превратиться в опасного, внушающего ужас и благоговение террориста. Особенная ирония чувствовалась в том, что и комиссар поддержал бы его огнём из того самого автомата, которым сейчас упирался в его затылок.

Когда именно должно произойти чудесное обращение и каким образом они сумеют захватить танк, было, конечно, неясно. Зигмунд сказал лишь, что в таких случаях можно только импровизировать, и Андре с ним вполне согласился. Была, конечно, надежда, что их посадят на один из танков, после чего они смогут без больших трудностей перебить экипаж и улизнуть на краденной бронемашине вглубь района, но везение, сопровождающееся беспрестанными ошибками противника, не могло продолжаться бесконечно.

Андре шёл, исподлобья разглядывая то, с чем им предстоит справиться. Средние танки представляли из себя небольшие коробки, размером с два поставленных вплотную боком внедорожника, причём башня находилась в задней части махины, так, что, будучи направленным вперёд, ствол головного орудия едва выходил за пределы корпуса. Люки обоих башен, как удовлетворённо отметил Андре, были открыты – в них сидели, всем телом ниже торса утопая внутри танка, управляющие стационарными пулемётами стрелки.

Огнемётчики представляли из себя не менее страшное зрелище, чем сервопехотинцы. Красная броня была менее прочна, чем серебристая, да и питалась от батарей, а не от персонального реактора, но над самим внешним видом выжигателя явно работали все рекламщики Города-N. Основной каркас костюма напоминал защитную униформу бейсбольного игрока, шлем сверкал двумя ярко-алыми глазницами, под которыми, разве что не испуская клубы пара, располагался выполненный в форме небольшого радиатора речевой динамик. Всё оружие, которым обладал огненный пехотинец, было встроено в костюм – перчатки переходили в два продолговатых ствола. Пламеиспускатель на левой руке связывался идущим по наружной части брони змеевиком с массивным баллоном, укрывающим в себе немалый запас зажигательной смеси. Гранатомёт на правой был устроен таким образом, что локоть, обеспечивая поступление снарядов, также находящихся в контейнере за спиной, закреплялся в неподвижно опущенном положении.

И кроме того, если Стальные Рыцари из-за необходимости ставить хоть и миниатюрный, но всё же ядерный реактор в каждый из костюмов, Городу стоили дорого и потому были совсем невелики количеством, не более пятидесяти сервопехотинцев на всю армию, то огнемётчиков было не менее тысячи... А на расстоянии менее тридцати метров большой разницы в сражении с теми и другими не было.

- Ни шагу дальше! – вытянув вперёд пламеиспускатель, прошуршал искажённым металлическим голосом один из огнемётчиков, когда Андре и Зигмунд оказались в десяти шагах от оцепления, - Назовитесь!

Андре остановился. Тревожно сглотнул, ощущая, как лицо покрывается потом от окутывающего улицу жара. Из-за спины послышались осторожные шаг