Глава десятая. Сорванный флаг.

По мере того, как приближался беловатый контур медцентра, в забитом до отказа автобусе становилось всё тише и тише. Постепенно шутки и разговоры становились менее оживлёнными, очерчиваясь явным привкусом тревоги. Начинали мелькать взгляды с ясно проглядывающим отчаянием. Призывники вдруг начинали с большим удивлением глядеть на свои карабины, теребить порядковые номера, вышитые на груди и рукаве, словно не до конца понимая, откуда всё это взялось. Гарри Митчелл знал – это доходила до новобранцев та самая волна, что обрушилась на него пониманием своей дальнейшей судьбы. Всем и каждому теперь предстояло понять – смерть близка. Там, за окном, за дверьми автобуса, готовящимися открыться и выбросить на улицу своих пассажиров.

Наверное, следовало что-то сказать своим (Гарри до сих пор было очень трудно ощущать себя командиром) бойцам, некое напутствие перед боем... Но для чего? Чтобы умирать они шли не с понурым видом, вздохами и обречённостью? Все равно – умирать... Гарри не думал, что будет особенно честно с его стороны увещевать бойцов о необходимости сложить свою жизнь более торжественно.

Судя по количеству точно таких же чёрных автобусов, встреченных ими при проходе блокпоста из C-8 в C-9, весь примерный район нижнего сектора был охвачен крупными бунтами. Пока они ехали по району, им неоднократно были слышны звуки выстрелов. Сколько же людей поднялось на мятеж? Гарри не знал – но, в любом случае, он понимал, что все они обречены на то, чтобы захлебнуться в собственной крови. Те, что не будут подавлены войсками гражданской обороны, падут под натиском настоящей армии – лекарей. Поэтому Гарри было в какой-то мере смешно слышать тревожные разговоры новобранцев, размышляющих о том, какие, собственно, шансы у восстания вылиться во что-либо серьёзное. Особенно блистал в рассуждениях сын крупной шишки, рассказывающий всем о том, что поражение от МКСР «Лекарь» понёс только из-за дилетантства полковника Рейвена, но теперь, когда за дело принялись «реальные люди», всё очень быстро кончится. Да, подумал Гарри, всё, несомненно, закончится поражением восстаний – но не потому, что в Шпиле назначили более опытного или способного командующего. Восстание обречено просто потому, что никогда и никому не взяться за управление другими людьми настолько мёртвой хваткой, как это делает Шпиль. Никто не станет добиваться своих целей с той неудержимой яростью, что есть у лекарей.

- Конечная! – прозвучал голос водителя из динамиков над дверьми автобуса, - Выходим, да поторапливаемся! Шевелитесь!

Хоть люди двинулись прочь из автобуса при первых же словах шофёра, он продолжал кричать им вслед о том, чтобы те быстрее освободили место для новых новобранцев, которые поджидали его в ближайшем призывном пункте. Особой давки, впрочем, не возникло – не особо вдохновлённые водителем, некоторые бойцы начинали, назло матерящемуся лекарю за рулём, двигаться ещё медленней.

«Вот и вся наша свобода», - подумал Гарри, - «Ругаться с водителем, который привёз нас на бойню»

Глядеть вновь на карту, которую дал лейтенант Тердис, не пришлось – отдельные хлопки звучали совсем рядом, а во время поездки по C-9 новобранцы уже имели удовольствие лицезреть пятнадцатиэтажное здание медицинской службы. Предстояло сделать совсем немногое – взглянуть ещё раз на все лица окружающих новобранцев, запомнить, что каждый из них думал и чувствовал перед своей смертью – и всё, отправляться в атаку, в приступ на здание. Гарри видел, что с противоположного угла готовится к наступлению точно такая же рота новобранцев, совсем незадолго до их прибытия также высадившаяся из автобуса. Сколько же всего бросили призывников на захват медицинской точки? Означает ли это, что сопротивление со стороны повстанцев ожидается самое нешуточное? Лёгкое чувство тревоги вызывало отсутствие лекарей, но, возможно, их не было потому, что медцентр – не самая стратегически важная точка в районе.

- Нужно и нам строиться. – махнув в сторону соседней роты, сказал Гарри.

С первого раза его услышало от силы человек пять-шесть, так что ему пришлось вновь повторить своё предложение – на этот раз прокричав его во всю мощь глотки. Он, конечно, очень сильно опасался, что его слова воспримут несерьёзно... Однако же, судя по всему, многие ещё помнили, как он разделался с Сэмюелем, сейчас освещающим окружающих своим внушительным синяком под глазом – и по команде Гарри призывники стали поспешно формировать колонны.

- Наступательный строй! – выкрикнул Гарри, ощущая разливающуюся по телу неловкость.

Было очень странно смотреть на то, как спешат новобранцы, совершенно ничем не отличающиеся от него, исполнять приказы. Неужто произошло страшное, и он в их глазах теперь олицетворяет и яростного лейтенанта Тердиса, и холодные лица офицеров, и безмолвную строгость самих солдат «Лекаря»? Гарри надеялся, что не заслужит предсмертной ненависти своих товарищей за то, что будет пытаться исполнить возложенный на него долг.

Наступательный строй, рассеянные цепи из по пять человек одна за другой, тем временем выстраивались, готовясь к тому, чтобы двинуться на улицу. Гарри вдруг отчётливо увидел дрожь в руках некоторых новобранцев. Маршировать и строиться, быть может, учили всех – но обращение с оружием было знакомо единицам, и многие сейчас первый раз в своей жизни сжимали карабины. А скольких из этих юношей учили встречать собственную смерть? Гарри сомневался, что хотя бы одного.

- Бойцы! – всё-таки решившись сказать хотя бы пару слов перед приказом наступать, обратился к готовому строю Гарри Митчелл, - Вы меня знаете. Многие из вас мне знакомы, да и вы между собой, как мне кажется, не совсем уж все чужие... И другие призывники – тоже наши друзья и знакомые. О чём, я собственно, хочу сказать – на нас наплевать тем, кто послал нас умирать сюда, и, скорее всего, мы будем безразличны повстанцам. И тем, и другим мы – так, досадное препятствие... Но и нас много. И мы точно знаем, что не чужие самим себе. Таких призывников, как мы – много, и мы все – едины в том, на какую судьбу нас обрекают.

Гарри почувствовал, что даже в его собственной душе начинает подниматься лёгкое воодушевление. Неужели ему удастся этой речью облегчить предстоящую участь своим людям? Это было бы очень хорошо, и Гарри не знал даже, о чём ещё можно было бы молиться. Судя по лицам, местами осветившимися чем-то наподобие решительности, он действительно преуспел. Лейтенанту Тердису, наверное, дадут орден за то, как хорошо назначенный им командир подготавливает сейчас к бою новобранцев... Возможно, посмертно наградят и весь отряд. Гарри отбросил в сторону эти наполняющие отчаянием и бессилием саркастические мысли. Нужно выполнить свой долг перед своими товарищами, а не усугубить их положение своим собственным сомнением.

- Поэтому – берегите друг друга. – продолжил Гарри, - Мы не хотели участвовать в этой бойне, но раз уж такая у нас судьба, то и принять мы её должны достойно. Думайте не о самих себе, а о том, чтобы хоть кому-то довелось выжить – тогда и у вас самих будет больше шансов на то, чтобы заснуть сегодня в своей кровати. Ну, всё. Выступаем.

Некоторые из бойцов при окончании его речи издали нечто, напоминающее воинственный крик – конечно, из уст едва закончивших школы парней это больше звучало, как вой, но и подобное проявление решительности стоило немало. И явно больше, чем то неуверенное переминание с одной ноги на другую, которым занималась сейчас соседняя рота. Гарри Митчеллу подумал, что ему, похоже, местами везёт больше чем некоторым другим командирам, назначенным из новобранцев.

Наконец, марш начался. Рота двинулась вперёд, выворачивая на нужную улицу. Гарри Митчеллу казалось излишне пафосным возглавлять наступление своей фигурой, следующей перед всем остальным отрядом, а влиться в ряды, как и плестись в хвосте – трусливым и весьма постыдным. Не найдя никакого другого выхода, он притулился сбоку отряда, примерно там, где заканчивалась одна третья длины всего марша. Взгляд, брошенный назад, показал ему не только лица товарищей, хоть немного, но приободрённые его присутствием, но и движение в рядах соседней роты, последовавшей примеру и также принявшей готовиться к бою.

Последний раз встретившись глазами с одобрительно и поддерживающе глядящим Максом, Гарри сосредоточился на пятнадцатиэтажке, которую им предстояло штурмовать. Сколько повстанцев сидит там? Ни одной фигуры в окнах видно не было, вся стрельба, сводящаяся, впрочем, уже просто к отдельным выстрелам, велась с других сторон здания. Наверное, штурм медцентра будет вестись одновременно со всех четырёх сторон такими же отрядами новобранцев. Гарри Митчелл знал, что от такого натиска одному-единственному зданию не устоять. Да, возможно, вражеских стрелков – большое количество, и потери среди призывников также будут огромны, но, однозначно, мятеж обречён.

Обращённая к ним сторона медцентра хранила молчание... И не выказывала никаких видимых знаков присутствия в своём чреве вооружённых бунтарей. Гарри почувствовал тревогу. Их собирались подпустить поближе или просто ещё не заметили? Гарри очень хотелось списать всё на невнимательность повстанцев, но логика говорила, что сто шестьдесят старательно марширующих новобранцев – едва ли то зрелище, которое можно случайно проглядеть.

Тревожная тишина оказалась тяжёлым испытанием и для всего отряда. Начались нервные переглядывания, приглушённые разговоры... Что думали сейчас бойцы? Вспоминали свою относительно мирную прежнюю жизнь и сожалели о её окончании? Раздумывали о том, насколько опасней дезертировать, чем идти прямо навстречу вражеским укреплениям?

Наконец, промелькнувшая в одном из окон тень дала Гарри совершенно точно знать – медцентр отнюдь не пуст, и о них, приближающихся призывниках, знают. Он уже подумал о том, чтобы дать своим приказ рассредоточиться по всей ширине улицы и взять под прицел здание, когда не менее десяти окон вдруг оказалось затемнено возникшими фигурами.

Около секунды они продолжали хранить безмолвие, словно пытаясь сгладить контраст своего появления – и предостерегающий крик застыл в горле Гарри Митчелла, когда началось светопреставление. Всё так же бесшумно вспыхнув и погаснув спустя какую-то долю мгновения, тоненький красный луч вспорол грудь идущего прямо по правую руку от Гарри очкарика, заставив того, издав короткий звук изумления, обмякнуть, ударившись головой о спину товарища спереди. Строй, мгновенно потеряв целостность, раздался в стороны, новобранцы, попытались отступить назад ещё до того, как сумели бы понять происходящее. Лучи сверкали не переставая, с каждым разом лишая жизни нового призывника... Гарри, на какое-то время подхваченный безотчётным импульсом толпы, напоминавшим больше реакцию руки, случайно коснувшейся горячей сковородки, узнал вдруг в одном из лиц сына крупной шишки – и тут же отшатнулся в сторону, потому что один из новых лучей, коснувшись головы «проблемного», вдруг заставил охваченный пламенем череп засверкать ярко-белым... И лишь обуглённая пористая масса, испускающая клубы пара, осталась от головы, когда потух лазер.

Тела вокруг падали с неизменной частотой, Гарри не мог ручаться за то, что в живых осталась хотя бы половина отряда – но что самое ужасное, до сих пор не прозвучало ни одного ответного выстрела... Этого нельзя было стерпеть. То, что Гарри сделал дальше, произошло практически мгновенно. Ещё секунду назад, подкошенные одним единственным лучом, пали сразу трое, среди которых он обнаружил бывшего обладателя пышной шевелюры, склонился в мучительном крике Сэмюель, у винтовки которого от особенно точного попадания лазерного луча, а может быть, из-за заводского брака, взорвалась обойма с патронами... И Гарри уже обнаружил себя рванувшимся вперёд, вскидывающим винтовку, кричащим... Неужели кричащим?..

- Вперёд! Огонь! За мной!.. – кричал он, испытывая ничто иное, как неподдельный шок от своих собственных действий.

Мгновенно вырвавшись вперёд, он стал пускать, одну за другой, пули в сторону окон, думая больше о том, чтобы только продолжать обстрел, чем о какой-то минимальной точности. Очень скоро воодушевлённые товарищи последовали его примеру – и уже не менее двадцати карабинов поливали свинцом стены медцентра.

Лазеры прекратили обстрел с той же неожиданностью, с каковой начали его – хотя, как мог видеть Гарри, от короткой ответной атаки повстанцы сильно не пострадали, и это едва ли означало победу. Фигуры защитников скрылись где-то в глубинах здания. Это в первые мгновения придало новобранцам ещё больше храбрости, и они, издавая новые воинственные вопли, двинулись вслед за Гарри Митчеллом, ведя уверенную стрельбу по опустевшим окнам, когда вдруг несколько рук взметнулось вверх, указывая на небольшой свистящий шар, взмывший с крыши медцентра и явно направляющийся в их сторону.

Глаза Гарри, увидели, как снаряд, преодолев половину пути до отряда, разделился на десяток вращающихся с большой скоростью частей, каждая из которых издавала тот же самый свист, отчего, резонируя, они наполнили ужасающим предчувствием чего-то страшного каждого из новобранцев. Перед тем, как первая из кассет коснулась земли, строй дрогнул во второй раз – и больше ему не суждено было собраться воедино.

Гарри коротко моргнул, но и сквозь закрытые веки прорвалась горизонтальная полоса яркого света, льющаяся, как казалось, отовсюду. Горячая волна воздуха ударила Гарри в спину, вышибла из лёгких весь кислород, швырнула его вперёд лицом в асфальт. В глазах потемнело, мир скукожился до размера одной единственной точки, одной из щербинок дорожного покрытия, на которой сошёлся его взгляд.

«Убит, насмерть?» - мелькнула мысль в голове, - «Всё?»

Вдох... Выдох... Гарри заморгал. Всё тело пробила дрожь. Глаза выхватили фигуру кого-то из новобранцев, испускающего громкий стон, всё тело было покрыто следами от осколков, отсутствовала целая рука.

Вид того, как мучился этот живой человек, вдруг уверило Гарри в той мысли, что и он остался жив. Возможно, он тоже был ранен, и сейчас не чувствовал боли лишь из-за напора адреналина, но, вне всякого сомнения, ещё мог продолжать бой. Уши тем временем улавливали новые звуки – и это были лишь мучительные стоны... Слаженные выстрелы, и вдохновлённые крики ушли в никуда. Приподняв голову выше, Гарри увидел громаду медцентра, продолжающую в полной невозмутимости возвышаться над поверженным отрядом. Как будто ничего и не произошло, и гибель восьмидесяти молодых новобранцев была сейчас не на руках тех убийц, которым пятнадцатиэтажка дала своё убежище.

К слову, убийцы продолжали своё дело – снова наводнив собой окна, они продолжали стрельбу из своих лазеров, расправляясь, судя по всему, со следующей позади ротой. Отдалённые крики подтвердили догадки Гарри.

Глаза выхватили лежащий совсем неподалёку ствол карабина. Гарри, выбросив вперёд руки, подтянул своё тело ближе к нему, ощутил собственные ноги, уверенно помогающие двигаться. Совсем не ранен? Это было удивительнее всего. Коснувшись карабина, Гарри подтащил его к себе, проверил обойму, передёрнул затвор. Прильнул к прицельной рамке, уже без стремления палить лишь для того, чтобы наполнить воздух огнём и ощущением боя. Выхватил в прицел одного из повстанцев, почувствовал вдруг, как, подчиняясь неведомому, идущему из каких-то глубин подсознания, напрягся палец на спусковом крючке.

В миг, когда короткая вспышка пламени вырвалась из дула, Гарри меньше всего думал о том, за что он сейчас сражается, чью власть защищает и за что он, скорее всего, сейчас погибнет.

Тело повстанца дёрнулось, тут же исчезло – но двинулось оно не вбок, как они это делали, когда уходили в укрытие, а вниз. Сомнения быть не могло в том, кто именно оборвал жизнь стрелка, открыв счёт своих собственных убийств.

Гарри совершил лишь один выстрел, после которого, убрав руку от спускового крючка, ожидал, верно, окончательного разрешения своей судьбы, мести за погибшего товарища, которая должна была прийти прожигающим кожу и мышцы лазерным лучом. Миг, когда он поднялся практически из мёртвых, чтобы нанести последний удар за своих павших друзей, должен был стать последним – Гарри подумал, что это и есть его жизнь, которую он, вытянувшись по струнке и отдавая честь, теряет во славу чёрного небоскрёба. И очень большое удивление он испытал, когда увидел, что, одно за другим, опустевают и другие окна, освобождаемые уже не падающими, а отбрасываемыми ударами мощных кувалд телами. Неужели это даёт отпор подоспевшая соседняя рота новобранцев?

Перевернувшись на спину и взглянув в сторону, откуда доносились новые выстрелы, Гарри увидел, что рота, следовавшая позади, представляет из себя не менее удручающее зрелище, чем его собственная – груды искромсанных тел и отдельные силуэты, трясущиеся в предсмертной агонии. Нет, стрельба, изменившая расклад сил и лишившая повстанцев уже почти всех стрелков с лазерами, велась новыми участниками битвы – неизвестно откуда объявившимися лекарями, среди которых в огромном количестве присутствовали снайперы.

Очень скоро огонь и вовсе прекратился – повстанцы окончательно решили уйти всеми оставшимися силами вглубь здания. От цепи лекарей отделилось два десятка штурмовиков, петляя среди беспорядочно раскиданных тел новобранцев, они лёгким бегом двинулись к зданию. Вот и наступил конец мятежу...

Гарри сел. Ощущая дрожь, сотрясающую тело, оглядел остатки своего отряда. Большинство было покрошено в капусту – оставалась лишь куча кровавого месива, перепутанная с лоскутами рваной ткани. Были, впрочем, и раненые, но и они в большинстве своём доживали свои последние...

Макс. Гарри понял вдруг, что в одном из раненых видит Макса. Бросившись к другу, он склонился над ним, тяжело вдыхающим воздух, глядящим куда-то вверх своими широко раскрытыми глазами. Кровавое пятно находилось прямо по центру груди, Гарри подумал, что, может быть, это не слишком страшно, да, задето лёгкое, но, если вовремя помочь, то ещё можно спасти...

- На помощь! – прокричал он.

Гарри сам не знал, к кому обращается, то ли к штурмовикам, перепрыгивающим через трупы его людей, будто через брёвна на полосе препятствий, то ли к ещё более бесстрастным снайперам, высматривающим новых врагов. Разумеется, самих лекарей не особо заинтересовали его мольбы – редкий спецназовец даже задерживал взгляд на нём и Максе, прежде чем двинуться дальше.

- Гарри, не надо. – с усилием прошептал Макс, - Не трать... На них.

- Не помогут... Чёрт! – Гарри бессильно ударил кулаком по колену.

- Гарри, знаешь... – вымолвил Макс, переведя взгляд на него, - Я сейчас видел Бога.

- Бога?! – с каким-то раздражением воскликнул Гарри, ещё раз оглядывая поле брани, - Какого ещё Бога?

- Тихо, Гарри, не нужно так... – мучительно искривилось лицо Макса, - Я видел Его. Это он спас тебя.

- Бредишь, ты бредишь... – забормотал Гарри, - Чёрт, чёрт, почему же ты умираешь?

- Бомба упала прямо за твоей спиной, Гарри. – сказал Макс, - Метра два, не больше. Все рядом с тобой полегли. Один осколок достался мне. Понимаешь?

- Прошу тебя, лучше успокойся, тебе нельзя волноваться! – торопливо заговорил Гарри при виде того, как вдруг затрясся друг.

- Я видел Его, Гарри. Я точно знаю, что это был Он... Знай... Знай и ты... – Макс вдруг зашёлся в кашле, оставившем на лице кровавые капли, - Он встал... Между тобой и бомбой. С широко раскинутыми руками, сверкающий... О Боже, как он был прекрасен... Крылья, крылья – белее всего, что ты в жизни своей видел, Гарри. Мы... Мы не одни, Гарри, нас ждут... Нас ждут...

Последний восторженный огонёк, вспыхнув в глазах Макса, тут же потух, взгляд окончательно обратился в стекло, трепещущаяся грудь замерла, и последние слова, сорвавшись с его губ, тут же унеслись далеко. Гарри до боли сжав кулаки, опустил голову на грудь Макса, едва сдерживая рвущиеся слёзы.

Отец бесследно исчез, погиб Генри – теперь ушёл в безвозвратный сон его лучший друг, последний человек, которого он знал до того момента, как оказался в Городе-N. Ушёл последний человек, которого он в принципе мог назвать своим другом.

Что дальше? Что за жизнь предстоит ему теперь? И можно ли будет назвать жизнью то бесконечное отчаянное сожаление, зачатки которого он смутно ощущал во всей своей душе?

Гарри поднялся, ещё раз обвёл взглядом, теперь уже практически ненавидящим, всё вокруг. Он был готов погибнуть во славу Шпиля, бездумно отдать свою жизнь – но чёрный небоскрёб взял больше – саму его душу, высосал до глубины всё её остатки. Штурмовики уже вовсю орудовали внутри медцентра, зачищая, одну комнату за другой, всё здание, снайперы так и остались на своих местах – не подумав ни о том, чтобы как-то помочь раненым, ни даже добить тех, кто особенно сильно мучился в ожидании желанного конца.

Всё происходящее не вызывало иных чувств, кроме бессильной ярости... Лекари попросту прикрывались ими, дожидаясь удобного момента, когда можно будет без особых трудностей напасть на повстанцев и всё завершить. Новобранцев не просто не посчитали за людей... Их выбросили на свалку, не дав и единого шанса повлиять на свою судьбу. Нарочно бросили туда, где они бы гарантированно погибли. Туда, где можно было бы справиться вдесятеро меньшими силами профессиональных, превосходно обученных и вооружённых лекарей. А сколько полегло отрядов, наступавших на медцентр с других улиц?

Гарри побрёл прочь от медцентра. К снайперам – быть может, его сейчас примут за дезертира и, вне сомнения, расстреляют на месте. Тогда – подавится своей медалью лейтенант Тердис. Не будет ему идеальных сводок по проведённым операциям. Двигаясь к цепи лекарей, Гарри ощущал всё сильнее поднимающееся чувство гнева.

Внезапно, лекарей пронзило какое-то новое движение. Они выстроились в две шеренги, вытянулись по струнке, взяв винтовки на плечи. Причина такого перестроения обнаружилась очень скоро – из подъехавшего чёрного внедорожника, не дожидаясь даже полной остановки автомобиля, выскользнула высокая чёрная фигура.

«Очередной офицер», - озлобленно подумал Гарри, - «Сейчас будет хвалить своих молодчиков за то, что они победили повстанцев после того, как всех нас вырезали»

Похвал, похоже, ожидали и лекари – но офицер, вопреки ожиданиям как самого Гарри, так и снайперов, отдающих честь и рапортующих об успешном исполнении приказов, после небольшой паузы, на протяжении которой он как-то странно глядел в направлении медцентра, вдруг превратился в бушующий смерч. Он кричал на снайперов, метался из стороны в сторону, угрожающе потрясал руками. Никто из лекарей, судя по всему, не оказался способен удовлетворить недовольство начальника... И после очередной гневной тирады, лишь бессвязные отрывки которой донеслись до Гарри, офицер вдруг обратил свой взор на одинокого новобранца.

В этот момент Гарри почувствовал пронзивший всё тело холод. Да, чёрный плащ, развевающийся за спиной, ещё мог быть атрибутом кого-нибудь в ранге, например, лейтенанта – но вытянутый металлический шлем с прорезью в форме буквы «Т»? Он шёл навстречу Гарри огромными шагами, и с каждой секундой блекла, уходила в никуда вся ярость, которую успел набрать в себе командир разбитой наголову роты.

Высшее командование – вот что означала необычная форма офицера. И был он вовсе не офицером, а как минимум...

- Генерал Роланд Йерих! – прозвучал его голос, - Какого чёрта у вас тут творится?

- Мы... Исполняли приказ, господин генерал! – поддавшись первому побуждению, вытянулся Гарри.

- Какого чёрта... Кто отдал приказ?! – генерал Йерих вдруг схватил юношу за плечи, - Кто приказал наступать?

- Нам... Дали приказ на призывном пункте... – Гарри потянулся ко внутреннему карман, туда, где лежала карта с описанием приказа, - Вот, госпо...

- Без титулов! – рявкнул генерал, принимая бумажку, - Приказ... Атаковать... Чёрт... Твою мать...

Генерал поднял взгляд, наполненный плохо понятной яростью, на Гарри. Казалось, он был уже готов стереть в порошок подвернувшегося под горячую руку новобранца. Самому Гарри, такой исход, разумеется, особо нелогичным не казался.

- Господин генерал! – вдруг разорвал напряжение голос одного из штурмовиков, прибежавшего к ним со стороны медцентра, - Сопротивление подавлено, какие будут дальнейшие распоряжения?

- У меня ещё и спросят дальнейшие распоряжения после этого цирка... – Роланд Йерих издал какое-то труднопроизносимое ругательство на незнакомом Гарри языке, - Что ж, посмотрим, посмотрим... Тела не сжигать, отправить на исследование, оружие туда же. Всё, свободен. Нет, ты стой, - обратился генерал к машинально попятившемуся Гарри, - С тобой ещё есть разговор.

- Так точно, господин генерал. – и снова лекари выжигали последние островки жизни и надежды из его жизни.

- Без титулов. – значительно спокойней вымолвил генерал Йерих, - И перестань дрожать как девчонка. Имя, новобранец?

- Гарри Митчелл, гос... – вовремя умолк Гарри.

- Митчелл... Отдаёт чем-то знакомым. Слушай меня. В иных условиях мне сейчас следовало бы хвалить тебя за проявленный героизм. И вести себя подобно тем идиотам, которые стоят позади нас, гордясь тем, что, прикрывшись спинами мальчишек, сумели подстрелить десяток мятежников. И, наверное, от меня этого и ожидают. Потому что автором этого документа, который тебе дали, значусь я. Видишь? Роланд Йерих, генерал. Даже моя подпись подделана.

- Что же это значит? – ощущая, как вдруг внутренности схватывает невидимой тревожной пружиной, спросил Гарри.

- Это значит, что несмотря на строгий приказ президента не вовлекать призывников в боевые действия, кое-кому захотелось повесить на меня смерть пятисот юношей. Вот, судя по всему, и он. – генерал потянулся к засверкавшему красным светом коммутатору на рукаве, - Слушаю?

- Генерал Роланд Йерих. – прозвучал голос, по сравнению с которым голос лейтенанта Тердиса звучал лаской и нежностью.

Не нужно было обладать особенной догадливостью, чтобы понять – это говорит человек, привыкший планировать, а затем уже подгонять происходящее под необходимое.

- Я выражаю вам благодарность за проявленное рвение. – слова эти исказили лицо генерала в мучительной гримасе.

- Ублюдок! – не удержавшись, выкрикнул генерал, едва потух экран коммутатора.

Гарри отшатнулся назад, заводил головой из стороны в сторону, пытаясь сообразить, в какую сторону ему лучше бросаться, скрываясь от вспыхнувшей ярости генерала. Да, конечно, направлен этот гнев был вовсе не на него – но ему хорошо было известно умение офицеров «Лекаря» отыгрываться за свои неудачи на слабых подчинённых.

- Да постой же ты! – с досадой окликнул Гарри генерал, делая шаг ближе и хватая его за руку, - Меня тебе точно не надо бояться, если ты ещё не понял!

- Простите, господин генерал... Но я совсем ничего не понимаю. – помотав головой, признался Гарри.

- А ты не пытайся делать свои выводы и просто посмотри... – как-то отстранённо пробормотал Роланд Йерих, - Послушай, что я тебе скажу. Не в моей привычке вот так болтать с новобранцами. Но ты, если ещё не понял – случай особенный. Ты выжил, а значит – можешь быть моим свидетелем. Меня подставили, а ты был очевидцем того, как это произошло. Понимаешь, надеюсь, что им не понравится, что кто-то остался жив?

- Им?

- Ты слышал, кто звонил мне. Фельдмаршал Саг Ли Рен. Ему даже безразлично, буду ли я знать, кто всё это подстроил. Он наслаждается чужим страхом... И ожидает, что я теперь буду безвольно трястись от ужаса, пока за мной не придут... Но уж нет! И ты поможешь мне. Все эти лазеры... Президенту будет очевидно, что его пытаются надурить. А если не будет... То я даже не знаю, что тут ещё можно поделать.

- Простите, но я совсем не понимаю, как могу помочь вам. – заговорил Гарри, - В конце концов, я – всего лишь призывник.

- Уже нет. – ответил генерал, - Пойдёшь служить ко мне.

- Служить в «Лекаре»? – вырвалось у ошеломлённого Гарри.

- Законченные твари встречаются не только среди нас. – ответил генерал, - Верно и обратное. Ты думаешь, все, кто носит чёрную униформу – палачи и мучители?

- Нет, но... – чувствуя, как душа уходит в пятки, пробормотал Гарри, - Сама работа лекаря... Как бы подразумевает...

- Убийства? – продолжил генерал, - Да, это неизбежно. Потому что бушует эпидемия, нас регулярно атакуют мутанты, а порой происходит и такое – вспыхивает вооружённое восстание. Но работа лекаря не подразумевает отправление на смерть мальчишек. Как, похоже пост фельдмаршала – понимание того, что, необученные солдаты на войне обречены. Саг Ли Рэн ведёт какую-то опасную игру, и одному чёрту ведомо, чего он добивается. Ты выжил вопреки всему – и теперь нужен Городу для того, чтобы не остался в безнаказанности настоящий манипулятор, который всё это задумал. Так что да – будешь служить лекарем. Есть какие-то вопросы?

- Только один. – снова поддаваясь чувству обречённости, Гарри подумал, что и теперь ему не оставляют ничего иного, кроме как поддаться несущему потоку и делать то, что ему велено, - Сколько новобранцев погибло и ещё погибнет сегодня?

- Я пытаюсь не думать об этом. – ответил генерал, - Но я знаю точно, что их гибель окажется на руках президента, который, напротив, приказывал не вовлекать вас в боевые действия. А значит – ещё больше будет настоящих повстанцев, а не проплаченных наёмников с лазерами.

- Кто из них – Андре Гасте? – даже понимая всю опасность своего вопроса, Гарри не мог удержаться.

- К сожалению, из первых. – очень серьёзно произнёс генерал, - И потому ситуация особенно опасна, хоть фельдмаршал и не понимает, как легко всё может рухнуть.

- Рухнуть? – пугаясь самого этого слова, переспросил Гарри, - Разве это возможно?

- Да. – коротко бросил генерал, - Если всё будет идти тем же чередом, то Шпилю не выстоять и недели. И тогда все игры прекратятся. Никому, кроме президента, не удержать в своих руках власть. Гражданская война продлится недолго – мутанты очень быстро сообразят, что мы стали слабы. И это будет конец.

*********

- Ну же. – угрожающе тихо произнёс Мейс Ивиро, - Кто из вас объяснит мне происходящее?

Поначалу, разумеется, ответом ему стало общее молчание. Секретаря Винтерса пробивало дрожью, нервно покусывал толстые пальцы Инди Картер, глядел в стол, не отрываясь от одной точки, фельдмаршал Саг Ли Рэн. Стул военного комиссара пустовал – вот уж кто единственный из всех советников нашёл в себе смелость признаться, что не может дать ответа на вопросы президента.

- Заставите меня сказать, что глава Комиссариата подал вам всем отличный пример дальнейших действий, или, быть может, перестанете молчать? – чуть наклонился вперёд президент, - Я слушаю! Ваши идеи, соображения, выводы! Для чего я держу вас здесь?

- Предательство, господин президент! – торопливо заговорил Вэнс Винтерс, обводя опасливым взглядом фигуры штурмовиков, которых Мейс Ивиро решил вызвать на заседание, таким образом припугнув своих советников, - Заранее подготовленный заговор, иначе и быть не может!

- Имена. – промолвил президент, - Мне нужны имена предателей.

- Иоганн Бэт...

- Я это уже слышал! – Мейс Ивиро вскочил со своего кресла, - Я знаю, что он проник в комплекс «Исхода»! Знаю, что он в сговоре с Андре Гасте! Знаю, что, воспользовавшись служебным положением, им помог комиссар Чайзер! Но я не идиот – и вам не убедить меня, что профессор Бэтлер сумел убедить четверых генералов и девятерых полковников наплевать на мой приказ и везде, где стало вспыхивать восстание, бросать в бой призывников! Вэнс Винтерс, какой приказ ты отправил в «Лекарь»?

- Тот же, что вы дали мне, господин президент... – захлопал глазами секретарь, - Приказ дошёл до места, это подтвердит фельдмаршал... Всё отображено на информационном сервере – я не изменил и буквы, приказ был более чем понятен, без единой двусмысленности – обучать призывников строевой службе, готовить ко вступлению в «Лекарь»...

- Значит, мы снимаем голову с плеч нашего маленького японца? – повернувшись к военному министру, злобно проговорил Мейс Ивиро.

- Я разослал ваш приказ по всем инстанциям. – поднял голову Саг Ли Рэн, - В неизменном виде. Вы можете проверить сервер.

- Значит, мне нужно избавляться от всех представителей «Лекаря» за исключением его руководителя, а не наоборот? Может быть, вы ещё посоветуете мне ударить напалмом по всем бунтующим районам, чтобы спалить их к чертям?

- Возможно, диверсия... – неуверенно подал голос секретарь.

- Гениально! – ударил по столу президент, - Идиоты, с таким же успехом я мог бы обратиться к гадальным картам! Продолжайте, советник! Какая диверсия, кто её провёл, когда вы ко мне притащите этих диверсантов?

- Андре Гасте имел связи в диспетчерских. – торопливо заговорил Вэнс Винтерс, - И, судя по тому, как легко он осуществил прямую трансляцию – в новостных службах. Потому мы и делаем вывод, что он мог каким-то образом получить доступ к нашим коммуникациям. Кроме того, профессор Бэтлер с террористкой Кайрой Гасте со вчерашнего вечера находились в A-0, и вполне могли совершить подобную диверсию.

- Живыми. – зажмурившись, рухнул в своё кресло Мейс Ивиро, - Взять всех живыми. Немедленно отправьте солдат в комплекс «Исхода»... Они могут запустить робосолдат?

- Если только зарядят их. – осторожно произнёс секретарь.

- И чем вы мне гарантируете, что те же самые диверсанты не сидят в ТАЭС?

- Мы уже послали туда дополнительные силы. – ответил Вэнс Винтерс, - Весь район оцеплен, им не добраться до станции.

- То есть, по вашему мнению, направить энергию в то или иное место можно, только находясь на самой станции? Осторожно, неправильный ответ на этот вопрос повлечёт за собой мгновенную отставку!

- Можно, но... – промолвил секретарь, - Для этого им пришлось бы сделать невозможное. Питание в C-4, C-9 и C-14 уже отключено, а в других районах серьёзного повстанческого движения не наблюдается. Нет, им не сделать этого, господин президент.

- Я надеюсь. – ответил Мейс Ивиро, - Слушайте мои новые приказы. Если и с их исполнением у вас возникнут проблемы, то вы все отправитесь вслед за Хандриным – только я заставлю вас прыгать прямо отсюда – лететь будете на тридцать этажей дольше. Немедленно передать по всем инстанциям – прекратить использование новобранцев в боевых действиях. Можете лично обзванивать каждого капитана, чтобы убедиться, что приказ дошёл. Рекламная служба подготовила материал о полковнике Отто Рейвене?

- Да, господин...

- Вот и отлично – значит, у них есть куча времени и сил на то, чтобы приняться за новый. Диверсия, дезинформация – пусть расскажут всем, по чьей вине новобранцы были брошены в самые тяжёлые точки. Если возникнут какие-то заминки – весь новостной отдел в каркамеры. Нельзя бесконечно терпеть их ошибки, а если шпионы действительно есть среди них, то уж точно нужна основательная чистка. Здесь ясно?

- Да, господин президент.

- На этом всё. Малейшее мое подозрение, что дела выходят из-под контроля – и я беру ручное управление. – сказал президент, - И вам едва ли понравится та роль, что отводится советникам при взявшем ручное управление Городом президенте. Свободны.

Советники, не дожидаясь, когда он передумает отпускать их, вскочили со своих мест, кланяясь и изъявляя прочие любезности. Сам же Мейс Ивиро опустился обратно на кресло. Его внимание занимал человек, появившийся в зале заседаний почти незаметно, скользнувшая сквозь боковую дверь Тирина. Что ей нужно было от него? Ещё не было случая, чтобы она приходила для нового разговора на следующий день после прошлого. Правда, и ситуация в Городе-N была сейчас не совсем типичная, но какое ей должно быть дело до этого? Она давно была смещена со своего поста руководителя новостной службой. Да, в те времена ею лично были сформированы едва ли не все принципы, по которым работали, до нынешнего момента без малейшего сбоя, рекламщики. И что-то Тирина могла понимать. Поэтому и была столь опасна – понимая больше остальных, она могла ими управлять... А делить власть со своей женой для Мейса Ивиро было неприемлемо.

Незамеченным для него не осталось, как Вэнс Винтерс бросил взгляд, исполненный трепета, на его жену. Нет, ревности президент не испытывал – он знал, что для устранения любого из советников ему не потребуется и такого незначительного повода. Все они могли бы отлично пойти на роль преступников, казнённых за измену. И стоит подумать об этом, когда всё закончится и будут найдены настоящие заговорщики. Но чтобы здесь, в его присутствии, испытывали страх по отношению к кому либо ещё?

Мейс Ивиро дал знак и штурмовикам, чтобы те покинули комнату. Жену бы нисколько не испугали дула автоматов, даже приставленных к её голове, это уж точно, она знала себе цену, и, хоть частенько и завышала её, однозначно была права в том, что от неё президент избавляться не будет.

- Я снова вижу тебя здесь. – утвердительно произнёс он, когда комната опустела и они остались наедине.

- Да, я пришла поговорить с тобой. Но не как с президентом, а как со своим мужем. Поэтому решила поймать тебя здесь сразу после совещания, а не встречать там, наверху. – Тирина опустилась на бывшее кресло военного комиссара.

Было видно, что она всё же пришла говорить с ним, а не требовать. Исчезло даже чёрное платье, сменившись невзрачным, тёмно-зелёного цвета, не говоря уже об исполненном гордостью лице, которое теперь всеми своими силами пыталось выражать что-то наподобие кротости и смирения. Но нет – Мейс Ивиро лишь в очередной раз испытал лёгкое чувство раздражения, смотря на свою жену. Она будет просить, вместо того, чтобы требовать – но едва ли чего-то нового. Всё, о чём она может ему говорить, он слышал уже сотни раз.

- Ну давай. – устало обведя взглядом опустевший зал, ответил президент.

- Прошу тебя, выслушай меня. – слова звучали как-то неестественно из уст этой женщины, за те годы, что она провела в качестве его супруги, не научившейся ничему, кроме как создавать впечатление властности, - Хотя бы один раз, прошу, прислушайся к тому, что я скажу тебе.

- Говори уже. Я слушаю тебя. – скороговоркой отпустил Мейс.

- Пожалуйста, останови всё это. – сказала она, - Это бессмысленно. Ты уничтожишь всё то, что создавал с такими усилиями. Сколько ещё нужно этих бессмысленных смертей?

- Столько, сколько понадобится, чтобы они усвоили урок. – ответил Мейс.

- Но ведь не нам решать, усвоили они урок, или нет. И не нам учить своих людей.

- А кому? Богу? – презрительно бросил Мейс, - Я не видел, чтобы он чему-то учил людей когда-либо. Думаю, что, если бы какой-то Бог и существовал, он бы не допустил эпидемии. Бог безучастен к смертям миллиардов людей – так почему же я должен жалеть несколько тысяч?

- Всё произошло из-за того, что ты поставил именно себя на Его место. – сказала Тирина.

- Боюсь, больше некому было на это пустующее место садиться. – покачал головой президент, - В чём ты хочешь меня убедить? Что я слишком много на себя взял? Я знал с самого начала, на что иду. Ничего не изменилось – всё идёт в соответствии с моим изначальным замыслом.

- Пожалуйста, просто взгляни на то, что ты делаешь, со стороны. – Тирина сдвинулась на край стула, - Ты принёс целые народы... в жертву чему? Что может оправдать всё это? Признай, честно – ведь у нас нет никакой надежды. Даже если всех повстанцев приставят к стенке. Дело ведь и не в них – они пытаются хоть как-то исправить положение.

- Нет надежды? – сощурился президент, - А вот об этом я слышу впервые. Почему же её нет?

- Люди боятся... Боятся самой жизни своей. – сказала Тирина, - Они работают только до тех пор, пока им удаётся обмануть самих себя в том, что однажды всё изменится к лучшему. Но ничего не изменится. Лекари будут устраивать зачистки новых и новых кварталов, мы будем терять один район за другим от атак мутантов, порой будут вспыхивать очередные мятежи... Тысячи людей вновь будут принесены в жертву. Когда мы закрыли границы, здесь находилось около десяти миллионов жителей, помнишь?

- Десять миллионов триста сорок тысяч. И ещё пятьсот двадцать пять человек. – неохотно произнёс президент.

- Эту цифру ты знаешь наизусть – но сколько сейчас людей в твоём городе? Скольких мы потеряли за эти четыре с половиной года?

- По разным данным, сейчас в Городе-N проживает от семи до восьми миллионов граждан.

- Это данные переписи полугодовой давности. – сказала Тирина, - Скажи мне, честно – ты ведь не знаешь правды? Не знаешь, сколько нас осталось? И тем более, не можешь гарантировать, что в будущем население Города будет убывать медленнее. Не говоря даже о том, чтобы появился хоть какой-то прирост.

- Так мы здесь для того, чтобы говорить о демографии? – недовольно произнёс Мейс, - Мне кажется, нужно это оставить тем людям, которые занимаются статистикой.

- Просто признайся. – глаза Тирины на краткий миг вдруг сверкнули огоньками какой-то безумной мольбы, - Признайся, что не знаешь, куда приведёт людей твоя власть. Это всё, о чём я прошу тебя. Просто скажи, честно и без приукрас, что ты сам плохо представляешь, чем всё обернётся в конце. Это ведь очевидно. Я всего лишь хочу услышать правду – хотя бы один раз за все годы, что я звалась твоей женой.

- Правду? – переспросил президент, - Ты считаешь, что способна её понять? Даже если я представлю её тебе полностью, не оставляя и малейшей её частицы на необходимость просто поверить?

- Опять слова, слова. – ответила Тирина, - Я ведь просила у тебя честного признания, а не очередного словесного замка.

- Честного признания... – проговорил Мейс, - Ладно, держи честное признание. Правду, говоришь? Слушай свою правду. Я знаю, чем всё окончится. Чем всё обернётся в конце и куда приведёт людей моя власть. Я говорил об этом, стоя перед учёными проекта «Командор». Единое, закалённое тяжёлыми испытаниями человечество, способное выжить в любых трудностях. Небольшой, сплочённый народ, которому я подарю всю планету, вместе с шансом всё начать сначала. Второй шанс всем людям – вот моя правда.

- Я хотела правды. – вздохнула Тирина.

- Её ты и услышала. – пожал плечами президент, - Но она слишком проста и очевидна, чтобы в неё поверить. Тебе легче представить меня жестоким и бессердечным диктатором, охваченным манией величия, строящим из себя божество. Но в таком случае у людей действительно не было бы надежды, понимаешь разницу?

- Разницы нет. – сказала Тирина, - Что это за второй шанс, если за четыре года карантинного режима не удалось даже замедлить частоту вспышек вируса? И планета... Ты уже подарил людям планету – населённую мутантами, которые желают одного – убивать...

- Нам удалось добиться почти полной остановки эпидемии в пределах среднего и высшего сектора. – ответил Мейс, - Этого мало, скажешь ты?

- Учитывая, что это наше собственное оружие, которое мы должны были суметь удержать под контролем – мало. – сказала Тирина.

- Вирус будет побеждён. – с самой большой уверенностью, на которую только был способен, отчеканил президент, - Причём побеждён он будет именно благодаря моей власти. Ты можешь, конечно, сказать, что вирус неизлечим. А я скажу, что тем сладостнее будет каждому жителю Города окончательная победа над эпидемией. И мутанты. Порождения вируса, рано или поздно, мы покончим и с ними.

- Пойми, это же просто одержимость. – будто пытаясь выдавить из себя слёзы, произнесла Тирина, - Ты просто одержим своей идеей – до самого конца быть спасителем человечества.

- Это не одержимость, и даже не идея. Это правда. Лишь моя власть способна привести народ к бесконечному процветанию.

- Куда она уже привела его? – спросила Тирина, - Просто посмотри, где мы находимся. Я не могу сказать, что это дорога к раю.

- Лишь дорога в ад выглядит красиво и разумно. Ты этого разве не знаешь? Не бывает победы без жертв. Всегда приходится что-то терять.

- Это невозможно. – Тирина откинулась на спинку стула, - С тобой невозможно разговаривать, ты искажаешь до неузнаваемости любое понятие.

- Это привилегия Бога, разве не так? – хищно улыбнулся Мейс, - Пути Господни неисповедимы, но его воля священна, сила безгранична, и, конечно же, он желает лишь добра своим детям.

- Прекрати. – произнесла Тирина.

- Да, Тирина. Бог – это всего лишь роль, которую я играю. Образ кукловода, ответственного за всё, что происходит в жизни людей. Если каждый человек будет считать, что за его жизнь ответственен кто-то конкретный, то что происходит тогда? Тогда и появляется образ бога – его чертами наделяется этот некто конкретный. В данном случае – я.

- Прекрати! – коротко воскликнула Тирина, - Я не могу слушать это! Ты сошёл с ума!

Мейс Ивиро расхохотался. Казалось, будто каждый раскат его смеха болью отдаётся во всём теле жены – она, приложив ладони к вискам, вся дрожала. Не плакала, нет – с плачем у Тирины были особенные отношения.

- Я сошёл с ума, говоришь ты? – с торжеством оглядел президент свою жену, - Наконец-то я услышал это! И верно, неужели ты имела право услышать мою правду, и при этом утаить свою? Итак, ты считаешь меня сумасшедшим. Но кем в таком случае считать моих советников? А их собственных секретарей и подчинённых? Генералов и полковников, которые, несмотря на безумие того, о чём я говорю, всё же осуществляют мою волю – нет, мы не говорим про нынешний сбой, но про всю историю Города-N. Что можно сказать про капитанов, которые ведут отряды в бой? А про самих рядовых, исполняющих приказы и делающих то, что, как им наверняка с самого детства объясняли страшнейшим грехом? Безумие, не правда ли? А народ? Который всему этому подчиняется, клепает запчасти для автоматов, из которых будет затем сам получать пули в лоб? Народ, который построил мне, сумасшедшему, двухсотэтажный небоскрёб, чтобы я мог свою волю простирать ещё дальше? Да, Тирина, у тебя плоховато с логикой. Ведь, если следовать твоим словам о моём безумии, то точно таким же безумцем представляется и каждый человек, живущий в Городе-N. А ты? Ты сама? Насколько неверно будет сказать, что ты чем-то отличаешься от нас?

- Я не сошла с ума! – выпалила Тирина, - И люди не сошли с ума! Им очень легко вспомнить, кем они были раньше, во что верили, и как жили! И понять, что никакой ты не бог!

- Возможно. – кивнул президент, - Возможно, что и от меня со временем откажутся. Но что всё это будет говорить о самом Боге? Да то, что его попросту нет – если любой безумец может прийти и занять его место. Если этого Бога так легко скинуть с трона и посадить туда обычного человека – чего стоит всё его могущество? Ничего оно не стоит... Я представляю себе корабль, Тирина. Огромный лайнер, подобный Титанику. Все пассажиры узнали вдруг, что близится айсберг. А капитана нет – он, наверное, присутствовал при отправлении корабля, примерно рассчитал курс, а затем куда-то делся. И рулевая рубка пустует. Там никого нет. Ещё немного, и, если не поправить курс, от корабля ничего не останется. Будешь ли ты меня винить за то, что я совершил святотатство и взялся за руль? Люди были обречены. Не моей эпидемией, вовсе нет. Перенаселением, всеобщей озлобленностью, войнами, ядерным боезапасом, который только и искали повод применить. Всё бы окончилось быстро и действительно безнадёжно. Я же... Я же не побоялся заплатить страшную цену за будущее для всех и каждого.

- Я не хочу слышать и слова больше о светлом будущем. – поднявшись с кресла, произнесла Тирина, - Ты отлично преуспел в том, чтобы убедить во всём этом самого себя. Я пришла просить тебя услышать меня, а не закрываться от меня грудами бессмысленных слов. За всеми этими речами нет тебя. Лишь твоя маска. Я прошу, прошу тебя в последний раз – одумайся. Одумайся, пока ещё не поздно всё исправить. Я не твой советник и не твой подчинённый. Я твоя жена – так послушай меня.

Мейс Ивиро медленно, едва видно выдохнул. Да, она явно не хотела оставлять ему надежды закончить разговор, не втоптав её в ничто окончательно и бесповоротно. Сама ли она добивается, чтобы он причинял ей боль?

- Что ж. – ответил он, - Ты хочешь говорить со мной, как моя жена? Но при этом у тебя нет достаточной веры, чтобы быть равной той роли, которой я наделён. Быть богиней у тебя явно не выходит. Но ладно, даже если представить нас с тобой обычными людьми... Хочешь, чтобы я говорил с тобой, как будто ты моя жена? Ага, уже чуешь, к чему я веду. Ты не можешь быть моей женой – да и, если честно, чьей-либо женой в принципе. Потому что даже не являешься женщиной в полном смысле этого слова.

- Я не виновата. – сдавленно прошептала Тирина, - Он погиб из-за врачей. Ты же знаешь, что я не виновата. Я хотела его так же сильно, как и ты...

- Тогда ты, должно быть, знаешь, что, лишившись возможности родить мне наследника, ты лишилась и права взывать к той моей части, что раньше звала тебя женой. У тебя ещё какие-то вопросы?

Тирина едва заметно двинула головой из стороны в сторону. Смирение и слабость начинали уходить куда-то глубоко – и на лице вновь проглядывало обычное её выражение. Мейс Ивиро почувствовал что-то наподобие удовлетворения, глядя на возвращение бездушной мегеры.

Не сказав больше и слова, она развернулась и широким шагом двинулась к выходу. Нет, больше она не подаст виду, знал президент. То, о чём он сказал ей сейчас, заставит её замолчать очень долго. Никому не сказав и слова, она поднимется в свою комнату, закроет наглухо все окна и двери, бессильно рухнет на их постель, в которой спит в одиночестве уже третий год; тогда она и даст волю чувствам, будет рыдать, в истошном крике проклинать саму себя, свою жизнь, своего мужа и весь Город-N. Весь её внешний вид, разумеется, был лишь готовящимся поплыть от первых же слёз макияжем. Внутри бесчувственной серены, каковой она всегда пыталась казаться, крылась слабая, неспособная защитить себя женщина. Да, раньше она была нужна президенту именно такой. До тех пор, пока она не родила ему мёртвого ребёнка.

Разумеется, найти новую мать для своего будущего сына не составило бы большой проблемы. Но, не озаботившись этим тогда, сразу после неудавшихся родов, он решил подождать до момента, когда будет удачный повод избавиться от Тирины. После Мейс Ивиро и вовсе забыл о своих намерениях – и эта мрачная тень стала вновь набираться сил и уверенности, став в десятки раз злее и язвительнее, но не избавившись и от малейшего своего страха.

Что будет дальше? Мейс Ивиро понимал, что для Города-N настал час тяжёлых испытаний. В том числе – и лично для него. Назвавшись богом, он теперь и ответственность нёс соразмерную.

Но – ничего не изменилось. Он знал всё это раньше, и теперь лишь продолжал осуществлять задуманное очень давно.

«Я был бы рад передать управление этим кораблём другому, более способному капитану. Но он покинул нас очень давно. Оставив нам вопросы без ответов. Но ответы и не нужны – просто нужно понять, что он ушёл, и наконец-то взять руль в свои руки. Да... Только так мы и можем спастись. Они поймут, все они однажды поймут, на какую жертву я пошёл ради них. Иисус Христос отдал на распятие своё тело – я же принёс в жертву собственную душу. Тирина, ты можешь называть меня безумцем – но для будущих поколений я буду героем»

*********

- Вот мы и снова расстаёмся. – заключила Кайра, глядя на своего отца.

Его фигура, облачённая в серый плащ призывника, дёрнулась при её словах. Андре обернулся.

- Так надо. – ответил он, - У нас нет другого выхода.

Кайра уже начинала потихоньку проклинать себя за то, что именно она стала тем последним советчиком, что привёл отца к окончательному решению. Он уходил, и уж точно не было надежды на его возвращение.

- Возьми меня с собой. – в очередной раз попросила Кайра, зная, конечно, каким будет его ответ и в десятый раз.

- Нет. Я делаю это не для того, чтобы видеть в миг своей смерти, как гибнет моя собственная дочь. – ответил Андре, - Это – последнее, что я могу сделать в своей жизни. Так пусть же это будет совершено ради твоей жизни. Мы же – заражённые, и судьба наша решена.

- То есть, если бы я была заражена, ты бы взял меня с собой? – понимая, что здравого смысла в этих словах нет, всё же высказала Кайра мысль, которая тревожила её несколько последних дней.

- Не говори ерунды. – ответил Андре, - Тогда моя жизнь стала бы на порядок бесцельней. Я потерял очень многих людей, которые были мне дороги. Если не станет и тебя, то получится, что я уйду из жизни, ничего после себя не оставив миру. Было бы очень жестоко с твоей стороны так поступить со своим отцом.

- Но мне самой ты ничего не оставил. – сказала Кайра.

- А жизнь и надежду? Это уже больше, чем досталось мне. Возможно, у тебя будет и лучший мир. Во всяком случае, у тебя будет шанс выбрать лучшее будущее для себя. Или для своих детей. Неважно, Кайра. Главное, что мы приблизим наступление новой эпохи в истории. Тебе и другим нужно будет позаботиться о том, чтобы мир вновь не поддался алчности и жажде власти.

- Ты слишком много возложил на меня. – чувствуя, как в горле образуется ком, промолвила Кайра, - Я не смогу продолжить твоё дело. Я не смогу вести за собой людей на смерть, как это делаешь ты.

- И правильно, что не сможешь. – ответил Андре, - В новом мире, приблизить который я надеюсь, не нужно будет вести людей на смерть. Жизнь для многих из них гораздо страшнее, чем смерть – просто помни это. Однажды тебе пригодятся эти слова. В конце концов, ты всегда была сообразительнее во всём, что касалось любви и доброты. На самом деле, людям нужны именно эти чувства – и, чтобы появились те, кто им об этом расскажут, мы должны сокрушить последние остатки старого мира. Я верю в тебя, Кайра, и знаю, что умру за тебя и твоё будущее.

- Это жестоко. – Кайра отвернулась от Андре – но везде её преследовали холодные, непонимающие лица.

Одна лишь Трейси глядела с сочувствием. Но, во-первых, сложно было отделаться от мысли, что это сочувствие – часть работы медсестры, а во-вторых, и эта девушка оставляла её на неопределённое время в столь тяжёлый момент. Мужчины – они определяли всё дальнейшее развитие событий, даже не будучи президентами и олигархами. Аура власти исходила от каждого из них, и, конечно, они всегда полагали, что поступают верно. Не требовалось особых усилий, чтобы вспомнить доктора Френсиса Уэстшора, который также считал себя правым, даже в момент, когда пинал её, корчащуюся на полу после пронзившего мозг электрического разряда.

Распутье разделяло её с более-менее близкими людьми в то же время давая в новые спутники незнакомых и ненавистных. Трейси вместе с закрепленным на катящихся носилках обожжённым телом отправлялась в медицинский отсек, Андре с двумя дезертирами готовился к выходу на поверхность, самой же Кайре предстояло находиться в компании доктора Бэтлера и комиссара Чайзера – почему пугающе циничного лекаря оставить решили в бункере, она никак не могла понять.

- Давайте ещё раз пройдёмся по нашему плану, и приступаем. – прерывая впечатление окружающих от разговора Андре и Кайры, произнёс профессор.

- Давайте. – прозвучал голос Андре, на которого Кайра преднамеренно старалась не смотреть.

- Итак, вы добираетесь до точки высадки и ждёте, когда мы окажемся в контрольном отсеке. Мы устанавливаем связь всего бункера с комплексом «Исхода», а также с вашим передатчиком. В дальнейшем Зигмунд, пользуясь одновременно своими комиссарскими полномочиями, делающими его инкогнито, а также здешним уровнем доступа, будет получать всю информацию о действиях лекарей – и, конечно же, снабжать ею вас. Преимущество очень большое, вы будете знать не только обо всех наземных патрулях, но и даже о высылаемой против вас тяжёлой технике в тот момент, когда она будет покидать ангары на базах.

- Можно подумать, что против нас троих вышлют танки. – сказал Андре.

- Понял, надеюсь, какую глупость сейчас сказал? – после небольшой паузы, прерванной усталыми смешками дезертиров, сопровождающих Андре на поверхность, раздался очень сильно нервирующий Кайру голос Зигмунда, - Как только ты появишься на улицах любого из районов, за тобой вышлют всех лекарей, которых только будут в ближайших окрестностях.

- Поэтому – вы должны скорее попасть в нужное здание. – продолжал профессор Бэтлер, - Оно будет недалекр от точки высадки, вам нужно будет всего лишь пересечь улицу и пройти несколько кварталов. Да, знаю, это даже на словах звучит невозможным. Затем – двадцать восьмой этаж. Там и находится вся нужная нам техника. Просто подключите то устройство, что я вам дал, к центральному терминалу. Остальное – наша задача.

- Я ждал времени, когда смогу задать главный вопрос. – сказал Андре, - Допустим, мы прорвались наверх, вырезали несколько сотен солдат... И какое время я должен буду удерживать этот двадцать восьмой этаж?

- Около десяти минут. – ответил профессор, - Это самое большое время, я наверняка управлюсь и за восемь. Но есть ещё одно условие. Они не дураки – и, едва вас заметят рядом с контрольной точкой, здание обесточат. Аварийное питание здания рассчитано примерно на полчаса работы. Таким образом, от момента вашего обнаружения до подключения меня к районному серверу должно пройти не больше двадцати минут. Иначе я не успею перенаправить энергию, выделяемую реактором на C-8, в комплекс «Исход».

- Понятно. За двадцать минут добраться до вершины небоскрёба, а затем удерживать её ещё десять.

- В таком случае, начинаем, я полагаю? Все готовы? – Иоганн Бэтлер оглядел всех.

- Да, начинаем. – как-то торопясь, ответил за всех Андре.

- Мисс, вы с раненым – в этот болид... Отсек сейчас должен быть пуст, главное не потеряйте листок с паролем. Андре, вы сюда, а нам остаётся...

- Кайра. – произнёс Андре, - Пора прощаться.

- Не буду. – буркнула Кайра, хромая прочь, к указанному профессором вагону.

- Кайра, мы, скорее всего, больше...

- Вот и не надо прощаться. – обернувшись в последний раз, ответила Кайра, - Мне не нравится то, что происходит, хоть вроде бы всё правильно. Так и не надо заставлять меня что-то из себя строить. Это просто нечестно. Ты уходишь, уходишь навсегда – и хочешь, чтобы последние секунды рядом с тобой я пускала слюни, хныча, пытаясь вытащить из себя какую-нибудь возвышенную чепуху? Это было бы оскорблением того отца, которого я знала все эти годы. Уходи, а я уж сама как-нибудь разберусь с тем, как мне дальше предстоит жить.

Не дожидаясь реакции отца, а быть может, и опасаясь её, Кайра скользнула внутрь кабины. Он не последовал за ней, конечно нет – сквозь затемнённое стекло она увидела, как он, после мучительного взгляда, брошенного в её сторону, на какое-то мгновение задумался. Затем кто-то вновь обратился к нему – и он кивком дал знать... Им, что продолжает осуществлять план, ей, что уходит навсегда.

Когда закрывшиеся двери болида оставили её наедине с профессором и комиссаром, на Кайру обрушилось, наконец, осознание того, что она окончательно осталась одна. Да, быть может, она ещё услышит его голос, или, если установят видеосвязь – даже увидит. Но отца однозначно больше нет. Лишь память, сожаление, ненависть к нему за то, что он покинул её, и к себе самой, позволившей этому случиться.

Что-то ещё обсуждали профессор с комиссаром, впрочем, даже по выражениям лиц обоих было видно, что друг другу они не особо интересны, и сошлись единственно из-за совместного дела. И тот, и другой, должно быть, презирали своего собеседника. Иоганну Бэтлеру это позволяло всегдашнее пренебрежительное отношение ко всем, кто не имел отношения к науке, разве что в отношении Кайры сменявшееся на некое подобие почтительного страха. Зигмунд Чайзер же, казался человеком, охочим до чужих слабостей – и теперь он, по всей видимости, ощущал уязвлённую душу профессора, кроющуюся под нагромождениями гордыни и спеси. Однако если сама Кайра могла к этой душе обращаться, не втаптывая её в грязь даже гневным осуждением, то комиссар явно был специалистом нетерпимости, каждым новым циничным замечанием провоцируя доктора на более холодные и бесстрастные ответы. Если бы этих двух мужчин усадили в одну, к примеру, тюремную камеру, то, за неимением какой-то общей цели, которая могла бы их удерживать, да заодно и ввиду большого количества времени на зарождение и созревание конфликта, они бы в один прекрасный момент сцепились в драке насмерть, схватив первое, что попадётся под руку.

Задержав свой взгляд на Зигмунде, Кайра очень сильно удивилась тому, что подобный человек стал помогать его отцу. Он всей своей натурой испускал самовлюблённость и надменность, наверное, всё произошедшее за последние дни никак не изменило его, оставив всё тем же следователем, привыкшим выискивать и вынюхивать преступления, а также без особых угрызений совести совершать их, когда это может помочь ему в карьерном росте.

Сейчас они обсуждали обгорелого дезертира, которого Трейси повезла в медицинский отсек. Кайре не хотелось представлять себе, что пришлось пережить Андре и его спутникам по пути в бункер, тем более, что она не могла пока сказать, что это было не напрасно. Но у Зигмунда, похоже, существовало своё, авторитетное и не поддающееся оспариванию отношение к произошедшему. Так и сейчас он, смакуя подробности, рассказывал слушающему вполуха и отпускающему редкие рассеянные комментарии профессору о том, как Андре решил спасти обречённого Патрика.

- Я говорил, что это откровенный идиотизм, но он решил в очередной раз погеройствовать. – с видом знатока произнёс Зигмунд, - Уверен, первым, что попросит Патрик, очнувшись, будет пуля в лоб.

- Как знать. – без особенного участия ответил профессор.

- От вируса, насколько мне известно, лекарства ещё не придумали. – продолжал комиссар, - Так какой же смысл? И спасать его, и накачивать анестетиком, и оперировать? Лишь зря переводить лекарства. Он очнётся, пусть даже с новыми руками - хотя мне кажется, что тут вы дали маху, и это будут максимум металлические протезы - только для того, чтобы сдохнуть меньше чем через неделю.

- А что вы предлагаете, комиссар? – вторглась Кайра в диалог.

- Наиболее милосердный выход. – обретя нового слушателя, Зигмунд вдруг сильно приободрился, - Эвтаназию. Мы избавляем обречённого от мук, которые ему предстоит испытать, и всё.

- Стало быть, заражённых, даже если бы они не могли передавать вирус, следовало бы убивать только затем, чтобы избавить от страданий?

- Если бы они не могли передавать вирус, их бы не было вовсе. – изогнул бровь Зигмунд.

- На вопрос вы, тем не менее, не ответили. – продолжала Кайра, - В необходимости устранения заражённых не примешиваете ли вы того оправдания, что это благо для них же самих?

- Мы на месте. – промолвил доктор Бэтлер, - Давайте-ка сначала разберёмся с этим центром, а потом уже продолжим споры.

- Вы чего-то боитесь, профессор? – сощурился Зигмунд.

- Мы находимся в пределах района A-1. – ответил Иоганн, - Стоит ли бояться, находясь здесь? Я предпочту сказать, что да. По моим данным, контрольный центр должен пустовать, но кто знает, что может случиться? Нужно быть готовым ко всему. Договорить вы ещё успеете, пока я буду настраивать аппаратуру, пока будем ждать вестей от Андре, пока роботы будут заряжаться...

- Мы будем здесь? Не вернёмся в комплекс «Исход»? – спросила Кайра.

- Скорее всего, не понадобится. – ответил профессор, - Система связи и безопасности комплекса устроена довольно удобно для человека, обладающего доступом. Вне зависимости от того, насколько законным образом этот человек хочет воспользоваться возможностями бункера. Активировав управление «Исходом», я свяжу его с центральным комплексом, затем с тем небоскрёбом, что захватит Андре, и, наконец, мы выйдем на ТАЭС... Кроме того, из центрального комплекса контролируются защитные системы всего A-0. А они нам понадобятся, когда сюда начнут рваться орды солдат. Ну и к тому же, запуск робосолдат и их выход на поверхность полностью автоматизирован. Нам достаточно настроить их искусственный интеллект, зарядить и нажать на кнопку запуска – остальное сделает компьютер.

- Профессор, мне кажется, вы слишком заговорились. – Зигмунд внезапно припал к земле, - Наверное, это пропуск?

- Пропуск? – с удивлённым видом обернулся профессор, - И верно. Без него мы внутрь не попадём, это точно.

- А как же пароль? – с ехидным видом поинтересовался Зигмунд, - Вы с таким видом вводили его, будто с его помощью мы бы прошли и на двухсотый этаж Шпиля.

- На двухсотый, быть может, и нет, а в сам Шпиль – вполне. – пробормотал профессор, принимая белый прямоугольник из рук комиссара.

- Следите за карманами, профессор – сказал Зигмунд, - А то ещё уроните какую-нибудь подобную хрень, от которой будет зависеть наша жизнь, под рельсы. Очень было бы неприятно.

- Ладно... На то здесь, по-видимому, и вы, чтобы