Глава четырнадцатая. Небесный страж.

Кроваво-красные облака застилали небо. Везде, куда только мог взглянуть Андре, они свисали угрожающе низко, наполняя душу безотчётным трепетом. Наступала гроза – и молнии рассекали воздух ослепительными лезвиями, каждый раз издавая разносящийся, наверное, по всему миру грохот. Хотелось рухнуть на землю, закрыв уши ладонями, спрятать глаза, сжаться и исчезнуть. Гром заставлял содрогаться всё сердце – но больше всего пугало то, каким резонансом отдавалось бьющееся в груди сердце.

Вокруг возвышались исчерченные глубокими провалами, трещинами, полуразрушенные громады железобетонных строений. Жилые здания, девятиэтажки – но как давно их должны были покинуть люди? Или же дома разрушены не временем и забытьем, а чем-то другим?

Андре узнавал место, в которое он попал. Место – или больше состояние. Потому что это красное, охваченное сверхъестественным гневом небо сопутствовало ему во многих местах. Безумное нападение на контрольную точку в C-8? Сражение в C-11, почти обречённое перейти в резню повстанцев? Спасение собственной жизни от преследующего отряда лекарей? Или всё вместе и сразу?

Конечно же, на этот раз всё было иначе, чем в любой из прошлых раз. То, что пряталось глубоко внутри, вышло наружу, а то, что раньше было очевидно и естественно, поблекло и сникло. Собственная душа оказалась охвачена грозой, бурей, по сравнению с которой, снизойди она вдруг в реальный мир, и ядерные взрывы стали бы довольно незначительными. В небе вместе с молниями сверкали и огненные вспышки, вспыхивали и проходили по облачным переплетениям пылающие протуберанцы... Наверное, если бы сейчас пошёл дождь, он состоял бы из одной лишь серной кислоты. И эта картина была гораздо реальнее горной кряжи, которая не понравилась ему из-за того, что была чересчур иллюзорной.

Шпиль... И снова в его сне непоколебимость башни ставилась под сомнения. Словно дыра зияла на месте небоскрёба. Колоссальный столп чернеющей пустоты, пульсируя, сжимаясь и расширяясь в такт чьему-то сердцу, бил из земли, устремляясь вертикальной вверх. Пронзая небеса, он терялся в них... Или рассеивался, падал вниз, обращаясь в краснеющие облака? А может быть, напротив, пытался рассеять грозу? Боролась ли тьма с пришедшей бурей, или становилась её частью?

В любом случае, совершенно точно было ясно одно – власти Шпиля больше нет. Пройдёт гроза, с каждым мигом столб пустоты будет всё истончаться, уменьшаться в своём диаметре, пока и вовсе, дрогнув, не оборвётся.

И что тогда? Что станет с миром тогда? Что тогда станет с самим Андре?

Здания вокруг, даже далёкие небоскребы в A-1, буквально на глазах старели, становились всё более ветхими и хрупкими. Одни за другим, они вдруг начинали рушиться, лишаясь опор под собой. Город-N не мог устоять перед бурей. И сам Андре ощущал, что с каждым разрушенным домом слабеет и он сам. Рушились не здания – умирала, охваченная стихийным бедствием, его собственная мятежная душа.

- Нет, нет, нет. – заговорил он, - Остановись... Остановись!

- Как можно остановить неизбежное? – бросило Андре в холодный пот от звука знакомого голоса.

Из воздуха, практически из ничего, прямо перед ним вдруг появился охваченный сумрачным сиянием силуэт. Лиза – она шла ему навстречу, и это был совершенно другой человек. Лишь отдалённо напоминающий ту девушку, что он встретил в МКСР, среди обречённых на смерть заражённых, готовящуюся покончить со своей жизнью. Девушка, о которой Андре мог сказать, что практически полюбил её, могла называться лишь смутной тенью той властной, гордой и сильной фигуры, что он видел перед собой сейчас.

- Ты?... – вымолвил он, - Лиза, это ты?

- Ответь на мой вопрос – как можно остановить неизбежное? – повторила она, - Ты просишь именно об этом, не так ли? Так дай же мне ответ. Как остановить волну, когда она уже зависла над берегом?

- Понятия не имею. – покачал головой Андре.

- Никак, если нет другой волны. – ответила Лиза.

Послышался глубокий грохот... Далёкая стена среднего района треснула и распалась на части – а вместе с ней стали обрушиваться и заводские комплексы. Андре вдруг ощутил себя стоящим на коленях. Не было усталости, слабости и боли. Его словно... Словно выключали. Кто-то щёлкал тумблерами, зачёркивал чёрным маркером один участок его души за другим.

- Кто... ты... – с натугой произнёс Андре.

- Разве не видно? Та, перед кем ты стоишь на коленях. – без тени улыбки ответила Лиза, - И я же скажу тебе подниматься.

«Подниматься»... Едва ли это было возможно. Колени Андре начинали вдруг уходить вглубь, под землю. Асфальт оказался чем-то наподобие густого теста, в которое он с каждой секундой проваливался. Увязали стопы, лодыжки... Пока лишь на пару сантиметров, но со всей неизбежностью близился момент, когда асфальт сошёлся бы вокруг ног двумя тоннелями – и Андре сомневался, что после этого трясина захотела бы его отпустить.

- Сопротивляйся. – разнёсся по улице голос Лизы, - Волну не остановить. Но ты не погибнешь под её напором – ты станешь ею.

Присоединиться к грозе, разрушающей его собственную душу?

- Нет. – мотнул Андре головой, - Не стану.

Что-то невидимое согнуло его пополам. Ладони с размаху плюхнулись в трясину, сразу же уйдя в неё почти до локтя. Погрузились в асфальт и колени... Голос Лизы на несколько мгновений затих – и Андре услышал в своей голове тихое навязчивое бормотание. Глаза его расширились от ужаса, когда он понял, что это каким-то неведомым образом звучит серая бездна, тянущая в свои объятья.

«Нет смысла сопротивляться. Отдохни. Погрузись в меня и расслабься. Тебе все равно не уйти от меня»

- Смотри на меня. – повелела Лиза, - Тебя не ждут среди мёртвых. Поднимайся.

- Не могу. – не в силах отвести взгляд от живой трясины, сказал Андре, - Оно сильнее меня.

«Ты понимаешь меня. Это хорошо. Просто забудь обо всём и окунись...»

- Ты можешь бороться, Андре. – отдалённым эхом звучал голос Лизы, - Ты должен бороться.

«Ты никому ничего не должен... Разве не этого ты хотел? Разве не об этом просил? Вслушайся в меня и иди мне навстречу...»

- Ты был рождён, чтобы бороться...

«И ты станешь мной. Ты встретишь всех своих друзей и близких. Риту. Кайру. Ты попадёшь в край вечной жизни вдали от этой порочной земли, от этой жестокой и бессмысленной схватки»

- Ты не имеешь права уходить! – обратившись в острый меч, слова Лизы острием вспороли монотонную проповедь, - Оставь покой для павших! Ты жив, и пока течёт кровь в твоих жилах, ты будешь сражаться! Не хочешь быть волной – тогда стань стеной, что сокрушит её!

Бедра, увязающие в асфальте и уходящие в трясину локти... Слова Лизы заставили Андре приподнять голову за какое-то мгновение до того, как лицо погрузилось бы в серую бездну.

Глазницы хранили в себе два сгустка света... Металлическое – нет, серебряное сияние лилось из её глаз. Не было ни зрачков, ни белков, лишь два переливающихся ртутью шарика.

- А теперь, мой пророк, я скажу тебе. – промолвила она сразу дюжиной различных голосов, странным образом составляющих один-единственный, - Встань и иди.

В уши ворвался всё нарастающий рокот вертолётных лопастей... Широко распахнувший глаза Андре увидел низко свисающий потолок – сталь, чёрный пластик. Ветра не было – но тело ощущало броски из одной стороны в другую. Лёгкая дрожь – и нависший в воздухе запах тревоги.

Андре повернул голову набок. Пассажирская кабина грузового вертолёта расширялась, открывая его взору продолговатые металлические скамьи с сидящими на них солдатами. Что-то загораживало взор – и, сфокусировавшись чуть ближе, Андре сумел разглядеть высокую капельницу...

Да, Зигмунд что-то вложил в неё... Мгновенно действующий яд? Андре сам не мог понять, чего желал бы больше – чтобы препарат убил его, или же дал возможность расправиться со своими стражниками. В любом случае – живым его не получат.

Единственное, чего ему уж точно не хотелось – пережить этот день. Что-то вытолкнуло его из забытья, снова заставляя вступать в неравную схватку. Но на этот раз Андре обещал себе, что сумеет обмануть судьбу и уйти от неё прямиком на тот свет.

Для этого всего лишь придётся наброситься с голыми руками на вооружённых лекарей. В пассажирском отсеке Андре видел шестерых, двое из которых ожесточённо резались в карты. Один лекарь периодически поглядывал в его сторону с тревожным видом на лице. Итак, что произойдёт быстрее – заметят ли, что он в сознании, до того, как рука дотянется до свисающего с талии капельницы контейнера? Судя по всему, в хвостовой части вертолёта, где его уложили на носилках, было достаточно темно для солдатских глаз, иначе лекари подняли бы тревогу, едва Андре повернул голову.

Из того положения, в котором лежал Андре, боковым зрением можно было увидеть часть груди и безвольно вытянутую руку. Приглядевшись, он заметил чёрную полоску, идущую примерно по району диафрагмы, приковывавшую тело к носилкам. Проходила она и по рукам выше локтей. Для того, чтобы дотянуться до капельницы и нажать нужную кнопку, Андре мог воспользоваться лишь половиной длины руки. Возможно, дотянуться будет сложно...

Что сказал Зигмунд? Один шанс из двадцати на то, что он выживет, после того, как по венам потечёт сверхкатализатор. Практически русская рулетка со всеми шестью заряжёнными патронами. Остаётся лишь надежда на осечку... Чёрт возьми, да какая разница – остановится его сердце, пока он будет лежать на носилках, или же оборвут его жизнь очереди из автоматов?

Андре попытался напрячь руку – и, даже увидев, как дёрнулись пальцы, он не почувствовал абсолютно ничего. Это пугало – собственное тело отказывалось подчиняться. С другой стороны, сигнализировало о долгожданном конце, с каждым мигом становящимся всё ближе.

Было ясно, что до кнопки ему не дотянутся. Он едва сумел бы это сделать и в том случае, если бы руки не сковывали ремни. Крупиц жизни, оставшихся в нём, могло хватить лишь на то, чтобы с горечью думать о своей участи, не имея никаких шансов на неё повлиять.

- Твою мать, он очнулся! – наконец, вскочил со своего места тот самый нервный лекарь, что никак не мог отвести от него взгляд.

«Да уж, это я могу», - подумал Андре, - «В неподходящий момент попасть кому-нибудь на глаза»

Сил он не чувствовал даже на то, чтобы говорить – и мог лишь с досадой наблюдать за тем, как, выставив вперёд ствол автомата, к нему шагал солдат.

- Он едва дышит, и связан к тому же. – донеслось от кого-то из других лекарей.

- Пялиться на нас это ему не мешает. – ответил подозрительный.

- Вкати ему снотворного и забей. – не отрываясь от партии, сказал один из картёжников.

«Давай, вкати мне снотворного», - подумал Андре, - «По возможности, того, что красного цвета»

- Какая кнопка? – спросил лекарь? – Их тут четыре штуки.

«Третья слева»

- Вторая справа.

Ствол автомата опустился вниз, рука лекаря вытянулась вперёд, к белой коробочке. Андре затаил дыхание, неотрывно глядя на пальцы, приближающиеся к заветной кнопке.

- Смотри, не поднимайся больше. – предупредил его лекарь, - А то придётся успокаивать по-другому.

Послышался приглушённый щелчок... Чуть погодя сквозь шум вертолёта донеслось мерное жужжание насоса, вгоняющего в кровь Андре опаснейшую субстанцию.

В глазах потемнело. Горло сдавило узким обручем. Андре ощутил жар, пронзивший всё тело. Огонь шёл по венам мощными рывками, неостановимым пожаром нёсся вперёд...

Смерти нет.

Ярчайшая вспышка пронзила сознание Андре. Новое солнце зажглось глубоко внутри – и своим светом оно обращало в ничто боль и слабость. Весь крошечный мирок из тесной вертолётной кабины вдруг стал в десятки раз больше. Время почти остановилось. Отступили в сторону последние мысли о собственном конце. Бесследно пропало всё, что заставляло чувствовать себя обречённым. Это был новый бросок костей, под впечатлением от которого мгновенно забылись все остальные.

Андре повернулся на бок, увидел кожаную полосу, змеёй рванувшийся вперёд, в сторону капельницы, махая, будто головой, оборванным концом. Ноги будто сами подбросили тело в воздух и заставили бежать вперёд. Мыслями ещё оставаясь там, на носилках, Андре огибал капельницу, уверенно клал руку поверх ствола автомата своего «усыпителя». Казалось, будто он лишь слегка нажал на металлическую поверхность – но автомат летел на пол, таща за собой голову солдата, на которой висел, удерживаемый ремнём. Колено Андре вышло навстречу лицевой маске, и, соприкоснувшись с ней, проломило стекло вместе с переносицей... К стенке оказалось отброшено уже безжизненное тело, а Андре ступал дальше вглубь вертолёта.

Карточные игроки, занимающие левую сторону кабины поднимались со скамьи, оба представляли опасность лишь в очень далёкой перспективе – автоматы обоих хранились под потолком, на стеллаже. Из троих на противоположном борту один, офицер, держал в руках пистолет. Андре не заметил сам, как оказался рядом – что же было говорить о гораздо более человеческой реакции лекарей?

Левая рука схватила пистолет прямо под рукоятью, правая охватила голову офицера. Растопыренная ладонь Андре легла на стекло лицевой маски, сам переместился за спину лекаря. Одновременно с первым выстрелом из пистолета в руках офицера, направляемым рукой Андре без какого-либо участия зрения, послышался треск. Голые пальцы промяли бронированное стекло, будто тонкую бумагу, вцепились в лицо, лишая офицера глаз...

Оба выстрела из пистолета угодили в одного и того же солдата, держащего автомат у бедра. Почти не ощущая веса, Андре приподнял тело офицера и швырнул его влево, в картёжников, раскидав их подобно двум кеглям. Сам метнувшись в сторону, он описал дугу, уходя от очереди последнего из бойцов на правом борту и на последнем её участке врезаясь в него метеором. Кулак прилетел в ключицу лекаря, заставив руку выпустить оружие и обвиснуть вдоль тела. Летящий вниз автомат Андре тут поймал, и, перехватив прикладом в обратную сторону, направил в шлем одного из карточных игроков, только поднимающегося на ноги. Обитый сталью пластик сокрушил каску, а вместе с ней и череп. Секундой позже Андре, оказавшийся на противоположной стороне, выпускал из автомата очередь в продолжавшего корчиться от боли бойца со сломанным плечом. Оставался один – едва в метре от Андре, второй картёжник отползал от него задом наперёд, судорожно трясущимися руками водя вокруг себя в поиске какого-нибудь оружия. Порывом ветра кинувшись к стеклянной дверце, отделяющей пассажирский отсек от рулевого, Андре по пути отстегнул гранату от пояса одного из солдат. Вдавив кнопку детонации, он швырнул шар в сторону хвоста, прежде чем, рванув ручку двери, распахнуть её и ворваться к пилотам.

Тут же отступив в сторону, под защиту дверного косяка, он больше ощутил, чем услышал, как вертолёт пронзило дрожью. Угрожающе качнувшись из стороны в сторону, машина продолжила свой полёт без особенных неисправностей – разве что замигали красным некоторые приборы на рулевой панели.

В рулевой кабине сидело два пилота – один из которых, выронив рацию, в которую до этого момента что-то неразборчиво кричал, вскочил с кресла и направил пистолет в лицо Андре.

И снова – слишком медленно, чтобы это могло угрожать ему. Андре пришлось лишь немного сместиться с линии огня. Затем он схватил кулак пилота, сжал, почувствовал хруст кисти и увидел расширившиеся глаза в лётных очках. Выдернув из окровавленной культи пистолет, Андре размахнулся, насколько позволяла теснота кабины, и всадил оружие в грудь пилота дулом вперёд. Рёбра промялись, и в момент, когда Андре спустил курок, противник был уже мёртв.

Второй пилот, всё это время не отпускавший рук от штурвала, а взгляда – от происходящего в обзорном стекле, посмотрел на Андре с выражением растерянности и недовольства.

- Лети, куда летел. – промолвил Андре, положив обагрённую кровью руку на плечо лекаря, - В Шпиль, не так ли? Моё появление там должно негативно на что-то повлиять.

- Вертолёт собьют на подлёте к Шпилю. – вновь глядя на приближающуюся громаду, находящуюся, наверное, в нескольких километрах, ответил пилот, - А нажав одну кнопку, я могу упростить им задачу и взорвать этот вертолёт. Почему я не должен этого делать?

- Потому что тогда сдохнешь вместе со мной. – предположил Андре.

- Думаешь, мне оставили другой выход? – спросил пилот, медленно протягивая руку вперёд, - Знаешь, из этого вертолёта, прежде чем везти на нём тебя, убрали все парашюты. И отключили систему катапультирования.

- Тогда зачем торопиться? – спросил Андре, молниеносным движением руки ловя ладонь пилота, - Тебе не без разницы, взорвётся ли вертолёт сам, или собьют ли его чуть позже?

- Что, правда думаешь, что такая кнопка будет находиться на противоположном конце панели? – ухмыльнулся пилот, свободной рукой что-то нащупывая под налокотником.

Андре, ощущая, как по телу пробегают мурашки, после короткого замаха опустил на лоб лекаря локоть. Кровь потекла из-под очков – но было поздно. Послышалось шипение...

Затем – вспыхнуло синим. Смотровое стекло вертолёта покрылось роем пикселей. Сама же машина осталась непотревоженной, продолжив лететь вперёд и без участия пилота – наверное, на включившемся автопилоте.

На образовавшемся экране появилось лицо. Андре не знал, как бы он воспринял взгляд этих металлически-серых глаз раньше. Почувствовал бы испуг, недоумение, ненависть? Красная жидкость, что плыла по его венам, не оставила в нём практически никаких эмоций. Кроме возродившегося с новой необычайной силой инстинкта самосохранения – но и он уже потухал.

- Значит, это и есть вы, Андре Гасте. – блеснули холодом глаза, - Не скажу, что мне приятно с вами познакомиться. К вашему несчастью, вы из тех людей, без которых мой Город стал бы лучше.

- А к вашему несчастью, этот Город вовсе не ваш. – парировал Андре, вытягиваясь в полный рост и скрещивая руки на груди.

- Вы не первый, кто так считает. – ответил президент Ивиро, - И явно не последний... Однако, поменяйся мы с вами местами, и тех, кто будет против вас, будет в сотни раз больше. Не согласны?

- С чего вы взяли, что мне нужна власть? – спросил Андре, - Мне, доживающему последние свои дни?

- Не будь вы заражённым, а ваш мятеж – бессмысленным и обречённым на поражение, именно захват власти стал бы вашей целью. – улыбнулся Мейс Ивиро.

- Нет. – покачал головой Андре, - Вы глупец, господин президент, если думаете, что власть – величайшее из того, чем может обладать человек.

- Да? – изогнул бровь президент, - Тогда скажите мне, ради чего вы боретесь. Боролись – потому что всё кончено. За что вы шли на смерть? Вели на неё остальных? Мне действительно интересно... Потому что враг собирает против меня армию, а мне было бы неплохо узнать о чём-то, могущем сплотить мой народ.

- Я боролся за свободу. – ответил Андре, - За само право бороться.

- Актуально ли эта свобода в мире, уничтоженном эпидемией? – удивился президент.

- Мы с вами прекрасно знаем, кто стоял за эпидемией. – покачал головой Андре.

- Ах да, профессор Бэтлер прекрасно вас подготовил. – понимающе закивал Мейс Ивиро, - Но не обольщайтесь – этот канал связи взломать невозможно, и о нашем разговоре никто никогда не узнает. Действительно в последние мгновения своей жизни хотите поговорить о делах давно минувших дней?

- А о чём вы сами собирались со мной говорить? – ответил вопросом Андре, - Я один из миллиардов людей, чью жизнь вы разрушили. Я знаю, что вы сделали, и мне плевать, что вы сами по этому поводу думаете. Вы просто глупец.

- Смело же вы разговариваете... – нахмурился президент, - Будучи заперты в летающем гробу, вы находитесь под прицелом десяти противовоздушных установок и трёх боевых вертолётов. Я сижу на верхнем этаже Шпиля, руковожу судьбой всего человечества и пью превосходное натуральное вино. Кто же из нас глупец?

- Ваш Шпиль может стать точно таким же гробом. – заметил Андре, - Я, по крайней мере, имею смелость признаться в том, что моё положение безнадёжно.

- Крайне занимательная теория. – сказал президент, - Что ж, наш разговор плавно подошёл к концу. Пора вам занимать своё место в учебниках истории. Именно там мы с вами и встретимся в следующий раз. До свидания, Андре Гасте.

- Буду ждать с нетерпением. – пообещал Андре, глядя на то, как экран распался на облако синих мух и погас.

- Всем воздушным и противовоздушным силам! – послышалось из валяющейся на полу рации, - Немедленно уничтожить Андре Гасте! Приказ президента!

Андре рухнул на свободное место первого пилота. Шпиль находился примерно в четырёх сотнях метров... И приближался довольно медленно. Механическая птица летела вперёд лишь на остатках инерции – основная тяга уходила на поддержание высоты и замедление. Сколько сейчас ракет запущено в него? Как долго ему придётся ожидать?

С высоты тем временем открывался превосходный вид – как на возвышающийся на месте C-1 ядерный гриб, так и на величайшее произведение архитектурной мысли человечества. Грандиознейшая стройка, на которую было положено невиданное количество сил и ресурсов. Дни и ночи напролёт на протяжении целых двух лет исполин рос, метр за метром, пока не достиг предела, недоступного прежде никому. Выше могло быть лишь людское воображение – тысяча сто пятьдесят метров стекла, стали, бетона, свинца и титана.

Сгинет бесследно эта цивилизация, придёт ей на смену другая... Или же опустеет вся планета, и это будут археологи внеземной расы. Раскопки приведут их к этому колоссальному сооружению – или его обломкам. Будут ломать голову учёные, никак не понимая, для чего же задумывалась подобная конструкция. Космический корабль? Радиовышка для отправки сигналов в космос? Как бы не так – прихоть человека, пожелавшего иметь весь мир перед собой на ладони.

Всё-таки, это не просто оплот власти. Это – символ... Символ рабства. Выжженное калёным железом клеймо на теле человечества. И не имеет значения, кто будет сидеть на верхнем этаже – Мейс Ивиро, или же те, кто, по словам Зигмунда, свергнут его. До тех пор, пока над Городом-N возвышается Шпиль, люди останутся не властны над собственными судьбами.

По левую сторону полыхнуло огнём, машину сильно тряхнуло, аппараты затрещали, сам вертолёт стал сильно забирать в сторону. Один из винтов горел. Не прямое попадание, нет. Шпиль стал уходить вправо – миг, когда Андре оказался на минимальной близости, либо уже прошёл, либо готовился наступить очень скоро, на расстоянии двухсот метров.

Ухо улавливало низкие вибрации, резко прорывавшие воздух и столь же скоро обрывающиеся. Ракеты... Но почему по нему так сильно мажут? Похоже было на то, что это спасал его вышедший из строя винт, резко сменивший курс машины. Он же, впрочем, и оставил Андре безучастным наблюдателем разыгрывающейся пьесы – компьютеры испускали клубы дыма, многие из аппаратов уже окончательно погибли, глядя теперь исключительно сожалеюще, почти с извинением своими погасшими индикаторами.

Очередная ракета, выпущенная преследующим вертолётом, пролетела совсем близко над крышей. Скользнув перед обзорным стеклом, она ушла глубоко вниз раскрученным на праще камнем. Её взрыв Андре ощутил по лёгким колебаниям пола под ногами.

«Как жаль, что я не могу вам ответить», - подумал он, - «Я бы показал вам, что значит предельная скорость реакций.»

Его вертолёт тем временем всё набирал скорость. Двигаясь по сильно вытянутой в горизонтали параболической траектории, он снижался довольно медленно. Сложно было сказать, в каком из секторов ему суждено было упасть. Но явно не в высшем – внизу мелькали уже последние ряды небоскрёбов, принадлежащих к A-1.

Вертолёт сильно тряхнуло, качнуло вперёд, придав дополнительное ускорение. Взрыв произошёл чуть позади хвоста... Лети он чуть медленней, и ракете хватило бы топлива, чтобы добраться до своей цели. Вдруг запахло гарью – и чем-то пьянящим, вызывающим першение в горле и носу.

Никогда в нормальном своём состоянии грузовой вертолёт, должно быть, не набрал бы такую скорость лишь за счёт собственных двигателей. Осталась позади стена высшего района, и машина заскользила над многочисленными ангарами и диспетчерскими будками, антеннами и рядами вытянутых на сотни метров взлётных полос. Можно было увидеть даже отдельные тяжёлые бомбардировщики с насупившимися, задранными кверху носами. Аэродром – B-5. То самое место, откуда Город-N наносил самые страшные удары по своим врагам. Суждено ли ему рухнуть здесь, на какую-нибудь машину смерти, способную сметать целые районы? И самым последним в своей жизни делом совершить ещё один теракт...

Взгляд выхватил маленькие точки, выходящие на разгон. Истребители? Вот уж что действительно стоило применить против его летательного аппарата, который он вполне успешно использовал в качестве самолёта. Там, где опростофилились ракетные турели и боевые вертолёты, воздушные штурмовики получали прекрасный шанс проявить себя...

Но и здесь, похоже, они ориентировались на устаревшие данные о ходе полёта. Высота была всё ещё очень большой, увеличивалась и скорость. Подняв взгляд, Андре с изумлением осознал, что почти достиг пределов C-14, последнего из уцелевших низших районов при Аэродроме. И выглядело всё так, будто вертолёт не собирался падать и там.

Андре поднял взгляд ещё выше... Бескрайняя пустошь, выкрашенная в грязно-песочный цвет. Далеко за стенами Города находилась точка, в которой должно было закончится его воздушное путешествие. Ракеты уже не могли его достать, истребители только-только взлетали. А значит – посадка, хоть и крайне жёсткая, всё же ожидает его.

Груда железа, наполненная многими литрами горючего топлива – и внутри неё всё искрится и готовится полыхнуть огнём. Удар о землю окончательно всё завершит. Не понадобится истребителям набирать скорость и догонять его – все решится и без них.

Или же это всего лишь ещё одно преодоление своего отчаяния в череде бесконечных битв, что ещё ожидает его впереди?

Позаимствовав у одного из пилотов шлем и перекинув через грудь ремни безопасности, Андре устремился вперёд вместе со своей падающей птицей. И в момент, когда вертолёт коснулся выжженной земли за Городом-N, он всё гадал, что же ожидает его дальше.

*********

Мария открыла очередную дверь огромного убежища. Прошла внутрь, включила свет... И в тот же миг её глаза загорелись. Она увидела настоящую сокровищницу. Рядом с которой и рядом не стояла никакая еда пятилетней давности, топливо или оружие, которым сейчас вовсю восхищались мужчины, распаковывая многочисленные ящики с надписями «Made in USA». Сколько же раз она была здесь? Пять или шесть – и за это время дон Сильвио не сказал ни слова о здешнем хранилище.

В комнате хранились десятки, а то и сотни музыкальных инструментов. Спрятанные до массовой расправы над крёстными отцами в одном из подвалов, они были, по словам того же предателя, уничтожены лекарями. Сколько десятков раз она успела пожалеть, что не удосужилась хотя бы посмотреть на славящийся по всему району склад? И вот – всё здесь. Целое и невредимое, столько времени дожидалось, верно, её одну. Сколько оркестров можно было бы вооружить здесь? Она, не смея выдохнуть, прохаживалась вдоль рядов стоек со скрипками, виолончелями, контрабасами, саксофонами, различными тарелками, редчайшими коллекционными гитарами с автографами звёзд... Сердце замерло, она, не веря своим глазам, протёрла пыльное стекло витрины... Изящный изгиб дерева, через которое, казалось, дышала сама вечность. Истёртые лады, будто только что ощущавшие собой прикосновение пальцев музыканта. Четыре замершие в неподвижности струны, с нетерпением ожидающие прикосновения смычка, который будет с мастерской ловкостью извлекать ноты...

Да, это была настоящая Страдивари. Мария вдруг пожалела о том, что давным-давно, посидев в музыкальной школе несколько часов за скрипкой, она ужаснулась своим изрезанным до крови пальцам и зареклась больше никогда не прикасаться к струнным.

Но было здесь и нечто, хорошо знакомое пальцам. Мария осторожно стёрла пыль с крышки огромного белого рояля, открыла клавиши, села за обитый красным бархатом вращающийся стул. Ею овладел мимолётный страх. Да, она с трёх лет играла на всевозможных пианино, синтезаторах, органах... Но ведь уже пятый год, как она не брала ни одной ноты. Даже почти не пела. Что, если сейчас ничего не получится?

Но боязнь исчезла, и пальцы привычно легли на слоновую кость клавиш. И... Мария просто начала играть. Сначала простые вещи, с удивлением открывая вновь свою способность просто так создавать звуки. Затем проиграла несколько песен - как эстрадных, так и классических. С голосом дело обстояло сложнее, чем с пальцами. На слух она никогда не жаловалась, но с непривычки голос дрожал, дыхание сбивалось, порой Мария замолкала просто от ощущения неловкости. «Где ж я была пять лет?», думала она, - «Как могла позволить себе так запустить голос?»

Она перестала петь, на доли секунды пальцы застыли, прежде чем начать мелодию Лунной сонаты Бетховена. Сыграть её может и дилетант, вспомнила она слова учителя. Сыграть её так, чтобы само время сначала остановилось, а потом присоединилось к ритму сонаты, сыграть её, подчиняя своей воле не только пальцы и клавиши, но и каждое колебание воздуха, каждый звук, издаваемый помимо рояля, каждым листиком во всей вселенной – вот истинное мастерство. Заставить весь мир вторить твоей мелодии, наслаждаясь её звучанием, а затем отступить в сторону, усмирить свою гордыню и просто творить каждую ноту, пропуская энергию сквозь себя...

Через полминуты она поняла, что не одна в комнате. Не прекращая играть, она бросила взгляд на Майкла, стоящего недалеко от неё. Когда вошёл юноша? Слышал ли он её неудачное пение? Не сбивая ритм, Мария заговорила.

- Скажи, - зазвучали её слова на фоне разворачивающейся мелодии, - Думал ли ты лет шесть назад, когда никакой эпидемии ещё не планировалось, когда тебе было... Четырнадцать, верно? Думал ли ты, что совсем скоро воплотится в жизнь сюжет какого-нибудь дурацкого фильма про заражение всех людей на планете всеубивающей болезнью? Предчувствовал ли ты, что совсем скоро вся жизнь, к которой ты так привык, исчезнет навсегда, что уйдут в никуда все эти серые люди вокруг тебя, что не станет вдруг привычного порядка вещей, а ему на замену придёт другой, какой-то абсурдный и нелепый своей жестокостью?

Мария чувствовала, что даёт новый, невиданный доселе смысл сонате. Что не просто говорит и играет одновременно. Что рождает нечто новое. Что-то свое. Что в определённый момент соната вдруг перестанет быть сонатой Бетховена и начнётся её собственная мелодия. Главное – не забыть вовремя отступить в сторону, чтобы мелодия не принадлежала ей одной, а была разделена тем, кто даёт вдохновение каждому из музыкантов...

- Предчувствовал ли? - пожал плечами Майкл, - Как я мог? Вряд-ли. Ведь всё произошло так неожиданно. Не было, да и не могло быть никакого предупреждения. Просто в один момент я оказался подхвачен потоком людей, ищущих спасенья. Беженцы... Надолго стал одним из них. Все люди на земле стали одним большим потоком, несущимся, бурлящим, пенящимся... Но ведь всё случилось совершенно спонтанно. Чья-то ошибка, чей-то просчет. Но не преднамеренная акция.

- Я говорю о другом. – ответила Мария, вскидывая голову вверх, - Несколько месяцев до начала конца меня переполняло странное ощущение. На меня нахлынуло ужасное настроение, близкое к депрессии. Даже хуже. Мне стала ненавистна вся окружающая обстановка. – она ждала, ждала момента, когда соната разделится на две части, одна из которых станет её собственной, - Все эти серые лица вокруг, пыльные стены, дым вместо прозрачного синего неба, сальные лица политиков на постоянно визжащих экранах телевизоров, головы, прогнившие развратом и страстью наживы... Постоянная ложь, обман как единственный способ выжить. Каждый пёкся лишь о своём благополучии... В один ужасный день я поняла, что этот мир обречён, что современному человеку настолько стало плевать на ближнего своего, что он скоро уничтожит себя и себе подобных. За полгода до официального объявления о выявленном очаге вирусного заражения я почему-то знала, что этим всё и кончится. Для меня не существовало сомнения в том, что вскоре случится катастрофа. И все шесть месяцев я жила с осознанием того, что так ненавистная жизнь скоро сгинет. Жила мыслью о том, что конец близок. Слишком велики были ошибки, совершённые родом людским. Не было прощения нашим грехам. И нет ничего удивительного в том, какая участь нас постигла.

Она чувствовала её, свою собственную мелодию, ростком пробивающуюся сквозь камень её собственного неверия...

- Ты правильно сказал - одним большим потоком. - продолжила Мария, переведя дух, - Стремящимся к спасенью, которого нет. Гибли миллиарды, поток становился всё меньше и меньше, пока не превратился в маленький ручеёк, который в любой момент может и вовсе пересохнуть.

- Ты говоришь так... Обречённо. - промолвил Майкл, - Позавчера я стал бы спорить с тобой, утверждать, что надежда есть всегда, как бы ни было велико зло, нависшее над людьми... Но теперь нет ни одной причины, по которой я стал бы оспаривать твои слова. Да... Пожалуй, ты права. Ручеёк этот скоро совсем исчезнет. А мы и подавно - ведь мы всего лишь капли, отделившиеся от основного потока.

Но нет, нет, нет, это не была мелодия отчаяния и упадка... Так в чём же дело? Юноша не ощущал смутного отблеска, что ясно видела она.

А может быть, этот отблеск можно было увидеть, лишь глубже окунувшись в отчаяние и безнадёжность?

- Знаешь, а ведь всё было не так уж плохо. - вдруг сказал Майкл, - Когда мы оказались под защитой неприступных бетонных стен. Люди действительно хотели жить и строить своё будущее. Сколько было воодушевлённых лиц, сколько силы было в руках, возводивших Город-N! Куда же пропало всё это, почему исчезло?

Момент настал. Она поняла это, как только вместо очередной ноты Лунной сонаты пальцы пошли совсем в другом направлении. Изменился перебор, басовый рисунок, стала более резкой и обрывистой основная мелодия. Это была не просто её соната. Это была её душа – рвущая грудь, чтобы вырваться наружу, чтобы глотнуть чистого воздуха, чтобы жить... Чтобы зачем-то жить дальше... Но на пути стояло ещё очень многое, а потому соната стал борьбой. Борьбой с пучиной собственной обиды. Собственного разочарования.

- Виновна не власть, а люди, которыми она правила. - ответила Мария, - Я никогда не разделяла эти настроения. Мне всегда были ненавистны толпы, вне зависимости от идей, которые держат их вместе. Даже если их лица сверкают радостью. Толпа превращает сотню человек в сотню баранов. В безвольных животных. Даже если они творят добро, то делает это только оттого, что так делают другие. Не от собственного желания. Они не могут почувствовать добро своей душой, поскольку решение творить его принимает за них кто-то другой. И чем ещё можно управлять такими животными, как не плетью? Чем, кроме оружия, можно держать в загоне баранов, привыкших, что все вопросы решаются силой? Да и какое право мы имеем обвинять власть в том, что с нами обращаются недостойно, когда мы сами едва похожи на людей? Когда всё, что мы можем противопоставить их террору – наш собственный. Как мы можем одной рекой крови залить другую? Как можно потушить огонь ещё большим пламенем?

Мария едва отдавала себе отчёт в том, что происходит с её руками. Они каким-то непостижимым образом выражали произносимые ею слова в ещё более чёткую и незабываемую форму. Неощутимая мистика музыки охватила не её одну – Майкл тяжело дышал, по всему его телу часто пробегала неконтролируемая дрожь, его переполняли самые различные эмоции, отблески которых то и дело освещали его лицо.

- Но я знаю. Теперь я точно знаю. – продолжала Мария, - Огонь можно победить противоположностью – водой. И мир устроен таким образом, что на зло нужно отвечать добром. И в первую очередь это касается не каких-то других людей, но именно меня. Да... Я могу сделать очень многое для этого Города. Я дочь дона Чибионте – и я не опозорю его имя. Я буду достойна его...

Пальцы легли на клавиши, выбив окончательный протяженный аккорд. Звук затерялся в дереве – и, отпустив клавиши, Мария устало потянулась.

- Это... Это был шедевр. – ошарашено глядя в одну точку, пробормотал Майкл, - Что это было?

- Не было. – впервые за многие годы улыбнувшись, покачала головой Мария, - Есть...

Послышался странный шум... Мария прислушалась. Да... Поспешно поднявшись со стула, она закрыла клавиши рояля.

- Нужно идти. – сказала она, больше куда-то в пустоту, чем обращаясь к Майклу.

- Что там? – услышала Мария уже за своей спиной голос юноши.

- Разве неясно? – пожала она плечами, - Валенсий пришёл.

Мария очень надеялась на то, что новые её друзья проявят благоразумие. При том, какими матёрыми бойцами пытались казаться некоторые из них, едва ли кто-нибудь мог составить соперничество Валенсию... И в любом случае, глупая и бессмысленная стычка обернулась бы лишь пролитой кровью. Слышно было голоса – приглушенные, встревоженные разговоры между мужчинами. Выйдя в длинный коридор, она увидела их, сгрудившихся вокруг закрытой бронированной двери, вприсядку и с оружием наперевес.

- Где Мария? – услышала она голос Николая.

- Я здесь! – выкрикнула Мария, прибавляя шаг.

Один из мужчин, со снайперской винтовкой в руках, слегка повернул голову, видимо, боковым зрением выхватывая её. Недовольство и раздражение скользнули по его лицу – Мария уже поняла, что этот человек больше всех остальных был заинтересован в нагнетании конфликта. Многих таких она видела среди приближённых дона Сильвио. Думая, что своей борьбой заслуживают смерть на ногах, вместо жизни на коленях, подобные люди затем погибали, стоя на спинах невинных.

- У нас гости. – сказал Николай, когда она оказалась рядом.

- Опустите оружие и доверьтесь мне. – ответила Мария, проходя между двумя бойцами, прижимающимися к разным стенам коридора, - Валенсий!

- Очень мудро с вашей стороны было сохранить жизнь моей сестре. – послышался усиленный рупором голос, - Надеюсь, уже поняли, что волосок с её головы стоит сотню таких придурков, как вы.

- Валенсий, послушай меня! – прокричала Мария, - Всё в порядке, я здесь по собственной воле!

- Я не сомневаюсь... Тогда выходи, и пусть твои друзья сложат своё оружие. – задрожала металлическая дверь.

- Это наши друзья, Валенсий! Они избавили нас от дона Сильвио!

- Лично я их об этом не просил...

- Но мы же хотели этого, хоть и не таким образом? Разве ты не презирал и ненавидел его так же сильно, как я? – спросила Мария.

- Гораздо сильнее, чем ты. – прозвучал искажённый злостью голос брата.

- Тогда я открываю дверь. – сказала Мария, - И я нахожусь на линии огня. Они сложат оружие.

- Да с какого... – послышался голос снайпера.

- Ульрих! – грозно проревел Николай, - Твою мать, брось пушку!

- Я ему помогу, босс. – заявил чернокожий.

Послышались негромкие звуки борьбы, чуть позже – лязг брошенного на паркет металла. Обернувшись, Мария увидела раскрасневшегося Ульриха, пытающегося вырваться из рук двух своих товарищей.

- Уведите его в комнату и успокойте. – повелел Николай.

- Предатели! – прорычал оттаскиваемый назад снайпер, - Ууу... Ублюдки!

- Они там закончили, сестра? – устало поинтересовался громкоговоритель, - Всё это чересчур мило, признаюсь, но у нас не так много времени.

- Всё... – ответила Мария, - Я открываю дверь. Не стреляй! Они наши друзья, не только мои.

Она взялась за кодовый замок, набрала восьмизначный код. Интересно, дон Сильвио так и не догадался, что ей известен пароль? Который, к слову, во времена её отца менялся каждую неделю.

Панель свернула зеленью, зашипели механические приводы двери, отделившись от косяка, она поплыла вперёд, открываясь в сторону лестничной площадки. Мария демонстративно раскинула руки в стороны, вставая прямо посреди дверного проёма.

Валенсия она увидела сразу – как и десяток фигур в чёрных плащах с черепами на груди. Повстанцы... И не только численным превосходством брат заручился, отправляясь сюда. Сам он был облачён в доспехи штурмовика, покрытые металлическими пластинами, и держал в руках то же пугающей конструкции оружие, что и Николай.

- Здравствуй, сестра. – произнёс он.

Порой при взгляде на Валенсия Марию охватывал почти мистический ужас. Она помнила, насколько добрым ребёнком он был в детстве. Неспособным даже обидеть живое существо. Куда делось всё? Когда появилась эта жестокая ухмылка, этот ядовитый взгляд? Потеряв сначала мать, а затем и отца, он постепенно, почти незаметно, избавился от последних остатков человеческого в своей душе.

Она – последнее, что у него осталось. И он будет стоять за неё насмерть, готовый вырвать глотку любому, кто посмеет даже бросить на неё чересчур вызывающий взгляд. Дальнейшая судьба, к примеру, Ульриха, виделась ей в таких обстоятельствах крайне незавидной... Особенно если снайпер продолжит высказывать своё недовольство по любому удобному случаю.

- Здравствуй, брат. – ответила Мария, - Опусти оружие – перед тобой я.

- Конечно. – увидела она отблеск коварства в его глазах, - А эти ребята оказались умнее, чем я думал. Сложить оружие в такой безнадёжной ситуации – поступок наиболее разумный.

- Они на нашей стороне, Валенсий. – вновь повторила Мария.

- Ах да, конечно... Может быть, ты по примеру дона Сильвио сделаешь их своими телохранителями? – поинтересовался брат.

- Может, и сделаю. – невозмутимо ответила Мария, - Если они сами пожелают того.

- Чтобы разделить судьбу... – начал Валенсий.

- Я доверяю. – покачала головой Мария, - И прошу тебя дать им возможность оправдать моё доверие.

- Хорошо. – чуть помедлив, кивнул Валенсий, - Но уверяю тебя – я не дам им нанести и одного удара по своей щеке, не говоря уже о втором. Если тебе недостаточно одного телохранителя – меня, то заводи столько, сколько тебе будет угодно...

- Валенсий. – укоризненно произнесла Мария, - Последнее, что я хотела бы сделать – обидеть тебя.

- Знаю, сестра. – ответил он, - Итак... Не хочешь ли спуститься вниз? У меня есть один небольшой сюрприз для тебя. Он ждёт тебя во дворе. Заодно бери с собой своих новых друзей.

- И что же там? – удивилась Мария.

- Совсем скоро увидишь. – пообещал Валенсий, - То, чего ты действительно достойна.

Мария, обернувшись, бросила взгляд на Николая. Слушать слова её брата о том, каких мыслей он был о его людях, едва ли было приятно – но он явно был польщён тем, как она выступила в их защиту. Заинтересовала, его, верно, и весть о неком сюрпризе. Сама Мария, зная Валенсия, могла сказать, что внизу их может ожидать практически что угодно.

- Тогда пошли. – наконец, сказала Мария.

Валенсий, повернувшись к повстанцам, дал им несколько знаков короткими пасами рук. Отрывисто закивав, они бросились по лестнице вниз. Уложив ствол винтовки на плечо, Валенсий взял Марию под руку и повёл за собой. Чуть погодя она услышала звуки шагов позади – всё же решились следовать за ней Николай с Майклом. Двери проплыли мимо стремительным калейдоскопом – пыльные стены, разукрашенные неизменно озлобленными граффити, заколоченные досками окна... Интерес брал своё – и на каждом лестничном пролёте Мария пыталась найти хотя бы крохотную щёлку в дереве, чтобы увидеть двор. В общем, довольно безуспешно – забиты окна были довольно добротно. И о ожидающем её впереди она не имела понятия и в тот момент, когда Валенсий взялся за ручку подъездной двери.

А затем... То, что она увидела, одновременно поразило и восхитило её, и ослепило рябью в глазах. Она видела выстроившиеся ряды чёрных плащей, тесно сгрудившиеся во дворе и флангами своими выходящие на улицы. Шеренга за шеренгой, войско, насчитывавшее, верно, несколько тысяч человек, стояло прямо перед ней. При чуть более пристальном взгляде становилось видно, что бойцы в чёрных плащах составляли довольно незначительную часть – было очень много и серых комбинезонов, солдат «Лекаря», людей, сливающихся с остальными за счёт обыкновенной чёрной одежды. И неизменный красный череп на груди - новостной ролик со сценой расправы мятежниками из МКСР оказывал своим авторам медвежью услугу, превращаясь в символ, сплотивший сотни повстанцев и вдохновивший их на борьбу.

Мария стояла на парапете, оглядывая ряды бойцов и не в силах вымолвить что-либо. Дыхание в груди спирало... А Валенсий приобрёл крайне довольный вид, наблюдая за её реакцией.

- Это ваши люди, госпожа. – произнёс он, повернувшись к ней, - Люди C-4, первого из районов, сбросившего с себя власть Шпиля. Они пришли для того, чтобы просить вас стать их предводительницей, сестра.

Ступив вперёд, Валенсий обвёл взглядом собравшиеся полки. Кулак, воздетый вверх, и крик, подхваченный тысячей голосов... Тройное «Ура», посвящённое ей одной.

Мария на краткий миг закрыла глаза. Что шептали римским полководцам под Триумфальной Аркой?

«Помни, что ты – всего лишь человек»

Да, это было нечто, что она не имела права забывать. Власть над жизнью другого человека – всегда большая ответственность. Даже когда это власть оружия, способного убивать. Что же говорить о добровольном согласии целой армии делать то, что она повелит?

- Эти люди ваши. – повторил Валенсий, - Все они помнят нашего отца. Ни у кого не возникло сомнений в том, что дон Сильвио был недостоин вести их за собой. Они преуспели в том, чтобы выбить из района преданные Шпилю соединения – и теперь, закрепляя свой успех, они хотят видеть вас, сестра, своим лидером. Это армия, дисциплинированная не хуже лекарской, и воодушевлённая не в пример сильнее. Я передаю их под твоё командование, сестра... Хотя и не против того, чтобы ты советовалась со мной по вопросам ведения войны.

- Войны? – тревожно повторила Мария.

- Разумеется. – кивнул Валенсий, - Шпиль, конечно же, попытается вновь взять нас под свою власть. За свободу нам придётся сразиться. Мы разожгли пламя – и, чтобы его не погасили, не затоптали ногами, мы должны дать ему больше топлива. C-5, C-6... Районы при «Лекаре» давно подготовлены к этой войне. Им нужен лишь пример. А также командование и оружие.

- Возможно... Что не всё так просто, Валенсий. – замялась Мария.

- Что же может быть проще? – усмехнулся он, - Вашим людям нужна победа.

- Победой будет признание нашей независимости без единой капли крови. – покачала она головой, ступая вперёд, - Я могу сказать несколько слов им?..

- Конечно. – нахмурился Валенсий, - Для этого я и привёл их сюда... Но не пытайся их успокоить или отговорить от войны со Шпилем. За последние сутки они пережили не одну мясорубку. Полумеры вызовут у них ярость.

- Просто дай мне рупор. – попросила Мария, - Я знаю, что я делаю.

«Ты правильно сделал, Валенсий, что привёл их под моё командование. Хотя и знал в глубине души, что я остановлю резню. В глубине души ты желаешь мира так же сильно, как и они все. К счастью, я старшая твоя сестра, и ты можешь доверяться мне, не ощущая себя ущемлённым.»

Громкоговоритель лёг в ладонь. Не пистолет... Но что может последовать за нажатием кнопки? Да, по своему воздействию эта вещь может быть ужасней любого оружия. Толпа, разгорячённая и лишённая тормозных рычагов, способна лишь на безумие.

Так что же? Толкнёт ли она эту толпу в бездну? Или же покажет всем им лучший путь? На который уже давно никто не надеется, о котором помнят единицы? Этот путь она ощутила под своими пальцами там наверху, за считанные минуты до того, как её поставили перед полками, предоставив слово и возможность решить судьбу тысяч людей. Может ли это быть совпадением? Нет, конечно же нет. Ей отведена важная роль в том, что будет дальше с Городом-N. И исполнить её недостойно будет оскорблением – оскорблением всему её роду...

- С-4! – произнесла она, выставив близко к своим губам микрофон громкоговорителя, - Здравствуйте, люди C-4!

Звучный рёв ударил по ушам, наполнив голову отчётливо слышимым звоном... Но на лице Марии ничего не отразилось. Ближние ряды могли видеть, наверное, даже выражение её глаз – а потому строй держать следовало и ей.

- Мы все запомним этот день – когда оружие каждого из вас даровало свободу нашему району. – продолжила Мария, - День, когда был положен конец террору и произволу.

Новый восторженный крик сотен и тысяч людей – имело ли значение, что она говорила им, или же они могли издавать этот вой после каждой её фразы, вне зависимости от произносимых слов?

«Толпа превращает сотню человек в сотню баранов»

А значит – их всех нужно превратить обратно в людей... Первым делом – разрушив толпу. Заставив их всех думать по отдельности. До того, как толпа сама разрушит всех их. Шпилю, по большому счёту, не нужно высылать карательные отряды, чтобы подавить это восстание. Достаточно просто ждать... Пока внутренние разногласия не раздерут их на части. Чтобы убить десяток прячущихся в лесу волков, не нужно выискивать каждого из них – достаточно найти одного подлого шакала, который выдаст их всех. Та же самая судьба ожидает и восстание, если вести его по тому сценарию, что привлекает Валенсия.

- Я сказала – день, когда был положен конец террору и произволу, потому что именно это мы сейчас с вами и сделаем. – обводя взглядом ряды повстанцев, сказала Мария, - Настало время нам решать, что делать дальше. Что оставить от прошлой жизни, от чего избавиться. Мы должны думать о том, как будем жить в новом мире.

Лишь одинокие крики... А в основном же – опустившееся на людей хмурое молчание.

- Я задаюсь этим вопросом сейчас – чтобы через некоторое время мы вдруг не схватились в голову, не понимая, за что, собственно, бились, и теряли своих товарищей. А для этого – нам нужно начать прямо сейчас строить своё будущее. Отдельно от Города-N настолько, насколько это возможно.

Отдельные очаги набирающего силы ропота... Это необходимо остановить немедленно. Иначе речь закончится крайне бессмысленно. Войско, охваченное сначала недоумением, разочарованием, и в конце – озлобленностью...

- Я сама буду вести вас в бой, если Шпиль попытается ввести войска! – воскликнула Мария, выдавшись вперёд, - Я буду первой, кто встанет защищать этот район насмерть!

Мгновенно оборвавшиеся пересуды дали ей понять, что она на верном пути. Встревоженный Валенсий, принявшийся было нашептывать ей какие-то советы, тут же замолк вместе со всеми остальными. Интересно, а на что он рассчитывал? Как можно было сгладить то, что она уже успела сказать, не развивая эту тему дальше?

- Некоторым из вас, наверное, показалось, что я буду уговаривать нас вновь встать под власть Шпиля. – сильно умерив тон голоса, продолжила она, - Могу вас сразу заверить – к счастью, показалось вам ошибочно. Вы решили избрать меня своим предводителем – а я слишком хорошо помню своего отца, чтобы обмануть доверие тех, за кого он боролся все последние годы своей жизни. Не сдаться и не сложить оружие предложу я вам. Наша сила, наша война, наша революция – всё это должно быть лишь средством, а вовсе не конечной целью. Мы отвоевали один район – но без пищевых поставок, электричества и воды очень скоро ослабеем и перестанем представлять из себя опасность. За годы подпольной подготовки этой революции были собраны огромные запасы – но и они ограничены. И это не главная проблема. Ядерные удары, как могут догадаться все без исключения, были нанесены по Городу-N мутантами. Грядёт война с внешним врагом. И поражение Шпиля станет нашим поражением, потому что орды отупелых монстров будут убивать и нас и их с одинаковым удовольствием. В это тревожное время Шпилю нужно сплочение всех остальных районов – и потому они будут идти на уступки вместо того, чтобы вычищать нас карательными экспедициями и напалмовыми бомбардировками. Мы выставим Городу-N ультиматум, благодаря которому наша независимость будет признана, станет неоспоримой... Без необходимости продолжать бой. Свобода, настоящая свобода, без страха увидеть приближающиеся танки – не этого ли вы хотите? Вы уже достаточно боролись за неё. Но – повторяю ещё раз, если Шпилю покажется, что мы её не заслужили, то вчерашняя битва покажется им пустяком по сравнению с новой войной, в которую мы вовлечём весь Город-N.

*********

- Господин президент, позвольте нам занять несколько секунд вашего времени. – послышался за спиной голос Тирины, прорывающийся сквозь шипение раскрывающихся дверей лифта.

Чуть погодя – цокот её туфель, сопровождаемый перестуком не менее десятка ботинок. Мейс Ивиро отвёл взгляд от экрана компьютера, показывающего картинку с телескопа – далёкую дымящуюся точку, до которой, к сожалению, ему никак нельзя было дотянуться.

Гостей действительно было довольно много. Тирина – вновь в чёрном платье. По бокам от неё – два штурмовика с флагами в руках. Флаги? Интересно... Приглядевшись, Мейс увидел плохо разборчивую смесь полос, различных цветов и даже нескольких надписей.

Позади Тирины находились все его оставшиеся в живых советники. По правую рук – фельдмаршал Саг Ли Рэн и секретарь Вэнс Винтерс, по левую – министр финансов Инди Картер. Ещё шестеро спецназовцев с автоматами наперевес вставали по обоим флангам получающейся конструкции.

Теперь, по их мнению, должно произойти свержение власти? Мейс испытал лишь мимолётное волнение. Им удастся это сделать, лишь убив его прямо здесь. Готовы ли они пойти и на такое?

- Позволяю. – ответил он, продолжая с расслабленным видом сидеть в своём кожаном кресле, - Но имейте в виду, что моё время стоит дорого, а ваше – практически на исходе. Я уже активировал ручное управление – и, надеюсь, вы помните, что это означает, господа советники.

Кто же из них главный? Тирина заговорила первой – но тому было причиной её собственная к нему ненависть. Есть, вне сомнения, один, представляющий из себя мозг и душу заговора.

- Мы пришли для того, чтобы положить конец вашему жестокому и бессмысленному правлению. – произнесла Тирина.

Остальные сохранили молчание вкупе с невозмутимыми выражениями лиц. Что же, именно его жена решила, что достойна возглавить Город-N? Мейс ощутил собственную улыбку, тенью отразившуюся на лице. В происходящем была особенная ирония.

- Тогда я должен хотя бы услышать, в чём именно заключается его жестокость и бессмысленность. – заметил президент.

- В незаконном узурпировании власти, терроре собственного народа и отказе действовать в интересах граждан Города-N. – ответила Тирина.

- Это довольно весомые обвинения. – кивнул президент, - Но что же есть у вас на замену моему правлению?

- Общество, основанное на власти закона и уважении человеческих ценностей. – словно продекламировала Тирина.

- У вас, судя по всему, уже и текст конституции готов? – усмехнулся Мейс, - Но должен вам сказать, что разногласия возникают ещё до того, как мы начали разбирать ваши понятия человеческих ценностей. Что же вы сделаете в ситуациях, когда власть закона противоречит уважению человеческих ценностей?

- Мы пришли сюда не для того, чтобы заниматься демагогией. – отрезала Тирина.

- Но весь твой ответ на мой вопрос о том, что же у вас есть взамен свергаемой власти – сплошная демагогия. Начиная со слова «общество». – улыбнулся президент, - Всего лишь общие слова, не имеющие никакой связи с реальным миром. Более того – слова, которыми уже сотни раз обманывали народы до возникновения Города-N. Не один я понимаю, что это ложь. Что усыпление подданных монотонными речами, терминами из учебника политологии и просто бессмысленными посулами – кануло в Лету. Всё это не возродить. Никогда.

- Ты можешь говорить что угодно и сколько угодно. – злобно процедила Тирина, - Но в конце концов произойдёт то, чего хотим мы. Ты сложишь свои полномочия. Добровольно или по принуждению – на твой собственный выбор. А затем будешь предан открытому всенародному суду, на котором будет решена дальнейшая твоя судьба. Каркамера, кремация, принудительное заражение, пожизненное заключение, изгнание, расстрел... Наступил твой конец – так имей мужество это признать.

- Мой конец... – повторил Мейс, - Но кто сказал вам, что мой конец может наступить отдельно от вашего? Я должен заявить, что это весьма опрометчивое заявление. Вообще в том, что сейчас происходит, очень много необдуманного. Я, конечно, понимаю, что сам подвигнул вас на такой поступок своим ручным управлением. Но прийти ко мне с оружием, свергать меня, собираясь представить открытому суду? Вы, наверное, совсем идиоты? Не иметь никакого понимания того, как следует развиваться человечеству кроме глупых, бессмысленных законов прошлого мира? Дать мне возможность говорить на всенародном суде, при то, насколько тесно вы все со мной повязаны? Имеете ли вы мужество признать собственную недостойность занимать моё место?

- Я уверена, присяжные с удовольствием выслушают твою версию. – сверкнул холодом голос Тирины.

- Постой, я спрашивал не у тебя! – чувствуя поднимающееся вдохновение, вскочил с кресла президент, - Ты женщина, и вопрос о наличии у тебя мужества был бы неуместен. Я задавал этот вопрос тем господам, что прячутся за твоей спиной.

Лицо фельдмаршала на краткое мгновение исказилось ненавистью... Но похоже было, что сценарий переворота продумывался Тириной до каждой фразы. И в сценарий этот включена была строчка, говорящая о гробовом молчании всех, кроме её самой.

Срывать чужие постановки, особенно если в качестве актёра с дотошно расписанной ролью включали его самого, Мейс Ивиро просто обожал. Стоило, наверное, поблагодарить пришедших гостей за подобную возможность – если бы только выражение подобной благодарности не было верхом неадекватности.

- Я плохо понимаю, как мог не заметить такое... – сказал Мейс Ивиро, - Нет, не заговор. Он был по большей части ожидаем. Но проглядеть среди своих советников троих подкаблучников!

Выпад был столь же неожиданным, сколь и действенным. Лицо фельдмаршала исказила ярость, он подался вперёд, что-то ожесточённо бормоча. На краткий миг растерялась и Тирина – но скоро вновь пришла в себя, бросила раздражённый взгляд на Саг Ли Рэна.

- Это бессмысленно. – промолвила она, - Слушать тебя - только терять время.

- Постой, дорогая! – воскликнул президент, - Что же, все эти господа так увлечены лизанием твоих туфель, что не могут даже сами ответить мне?

- Ублюдок! – выкрикнул Саг Ли Рэн, отталкивая в сторону флагоносца и выскакивая вперёд, - Да я могу тебя порвать голыми руками!

- Да неужели? – деланно изумился президент, - А тридцать тысяч юнцов, которых приказано было готовить к строевой службе и ни в коем случае не пускать в бой? Их вы рвали на части голыми руками? Или же просто приказали своим людям подделать пару десятков подписей на фальшивых документах?

- Что за?.. – вспыхнуло изумлением настоящим лицо фельдмаршала.

- Или это вовсе не твоя идея? – продолжал президент, - И ты всего лишь исполнял план моей жены? Искренне веря, что это избавляет тебя от ответственности за смерть других людей? И кто же здесь ублюдок, если не ты?

- Я... – заглотал воздух ртом Саг Ли Рэн, - Тебя...

- Удержите его! – почти срываясь на крик, повелела Тирина за миг до того, как фельдмаршал бросился вперёд неудержимым комком – безумно визжа и размахивая руками.

Двое штурмовиков, вырвавшихся вперёд, остановили Саг Ли Рэна, когда тот находился на расстоянии меньше двух метров от президента. Поняв, что схвачен, фельдмаршал попытался было выхватить из кобуры пистолет – но и от оружия избавили его сильные руки штурмовиков. Мейс Ивиро лишь слегка повёл бровью в ответ на неудавшийся выпад взъярившегося коротышки.

- В какое-то время этот идиот сослужил Городу-N хорошую службу. – покачал президент головой, - Не в качестве фельдмаршала – этот пост распределяло между собой остальное высшее командование «Лекаря», которое вы так хотели опорочить. Но в качестве цепного пса, которого можно при желании напустить на врагов. Или особенно вредных друзей. Тебе этот пёс, Тирина, достался уже бесполезным. Осталось только усыпить его. Бешенство съело его мозг, оставив лишь гниль да труху.

Тирина выглядела чуть более бледной, чем несколько секунд назад. То, как он легко он расправился со своим бывшим военным министром, должно быть, могло нанести сильный удар по её решительности. Это было настоящее поражение, далёкое от того, что они все представляли себе. Не просто смерть врага – а полное его уничтожение, разрушение его идеологии, выворачивание наружу всех его пороков и страхов...

- А вы, министр Картер? – продолжил Мейс, бросив взгляд на растерянно глядящего толстяка, - Поговорим о твоей службе? К счастью, на экономику Города ты не имеешь почти никакого воздействия. С директором каждой из ведущих корпораций я встречаюсь лично и отдельно примерно каждый квартал. Ты и сам пару раз бывал на таких встречах – оставил несколько пролежней на стульях, почесал свою пустую голову, построил из себя высокомерного всезнайку...

- Я не виноват, что вы не давали мне возможности проявить свои способности! – торопливо заговорил Инди Картер.

Тирина закрыла глаза, что-то прошептали её губы. Мейс улыбнулся. Даже ей ясно, насколько плохой знак то, что её собственные люди пытаются оправдываться перед ним. И что же дальше? Ещё больше, ещё сильнее, ещё безнадёжнее положение заговорщиков.

И останется им один выход – поступить так же, как попытался Саг Ли Рэн. Расправиться с ним прямо здесь, без суда и следствия. Показать своё истинное лицо – не скрытое под грудой бессмысленных слов. Показать себя – кучу бешеных псов, заслуживающих лишь того, чтобы быть посаженными на цепь. А то и вовсе...

- О да, я совершенно не давал вам и шанса внести свой существенный вклад в развитие всего человечества. – закивал президент, - За исключением, конечно, тех небольших расходов, что набрались за годы вашего «бездействия». По самым грубым подсчётам, получаются примерно две тысячи месячных зарплат среднего работника ПищПрома... За каждую неделю вашей работы. Это, конечно же, пустяки. Всего лишь пара десятков машин, Нероновские пиры каждые выходные, дорогая одежда, проверенные специальной врачебной комиссией проститутки...

- Вы... Вы... – заморгал дрожащий от волнения министр Картер, - Вы лжёте! Вы ничего не докажете!

- Сперва определитесь чуточку точнее, лгу я, или же просто не сумею ничего доказать. – издал несколько смешков президент, - К слову, первый вариант нам придётся, всё-таки, отмести в сторону – у меня есть документы, подтверждающие не только траты всех этих средства, но и факты вашего воровства их из городского бюджета. Не сомневаюсь, к началу всенародного судилища вы все доказательства уничтожите, а проводить дополнительное расследование господин судья откажется. Но и по неизменно довольному выражению вашего лица, министр Картер, а также по вашему исключительно спортивному телосложению всем станет ясно, что мои показания – больше, чем просто вымысел.

Покрытый мелким бисером пота Инди Картер отступил назад, что-то безмолвно бормоча самому себе под нос, судорожно оглядываясь вокруг, будто в поиске помощи... Интересно, от кого? От непроницаемо чёрных масок штурмовиков, или от столь же подавленных заговорщиков?

- Или вы, секретарь Винтерс. – улыбнулся Мейс Ивиро последнему из приспешников Тирины, - Но вы здесь явно за компанию, не так ли? О вас и говорить то нечего. Вы не так давно служите на своём посту, чтобы успеть обзавестись парой сотней мелких грешков... К счастью, место моего секретаря подвержено текучке кадров в гораздо большей степени, чем любое другое. Вы были, надо сказать, далеко не самым глупым представителем этой профессии. Как же случилось, что вы предали меня? Ах да... Я помню. Тут нужно сначала задаться вопросом о том, как вы сделали свою карьеру за столь краткое время.

Вэнс Винтерс недоумённо раскрыл рот, расширились и его глаза – в ужасе.

- Помнится, один мелкий клерк в C-15 сместил своего начальника после анонимного доноса, пришедшего в Комиссариат. Затем он стал начальником покрупнее, после и вовсе занял место руководителя отдела... Интересная история, не правда ли? Чужими руками пробивать себе дорогу по чужим головам – это просто великолепно. Каждый раз оставаясь в тени и создавая видимость собственной значимости, собственных незаменимых талантов. Ошибочно думая при этом, что в Городе-N может в пр