Генеральный секретарь - главное административное должностное лицо ООН

Одним из самых острых и дискуссионных вопросов деятельности Организации Объединенных Наций в области поддержания между­народного мира и безопасности был и остается вопрос о выполнении решений ООН и в этой связи о роли и полномочиях Генерального секретаря. С самого начала деятельности ООН США и другие запад­ные страны взяли курс на то, чтобы превратить Генерального секре­таря и его ближайшее окружение в центральный исполнительный аппарат, призванный, по замыслу западных политиков, играть роль по крайней мере равнозначную Совету Безопасности в вопросах обес­печения международного мира и безопасности. В соответствии с за­падными концепциями уже первый Генеральный секретарь ООН -Т. Ли следующим образом определял роль Генерального секретаря: «Устав предоставил должности Генерального секретаря политичес­кую ответственность в содействии сохранению мира, которой Гене­ральный секретарь Лиги Наций не обладал». Хотя Т. Ли и подчерки­вал, что «при осуществлении этой ответственности Генеральный сек­ретарь Организации Объединенных Наций должен использовать свое влияние не в интересах какой-либо нации или группы наций, а в ин­тересах Организации в целом»¹, практика деятельности первых двух генеральных секретарей показала, что они отнюдь не следовали это­му правилу, а, наоборот, целиком выполняли указания лишь одной, а именно западной, группы стран.

В западных планах и проектах использования ООН в своих корыст­ных целях Генеральному секретарю с первых дней существования Организации отводилось важное место. При этом западные полити­ки исходили, очевидно, из того, что при осуществлении любого ре­шения ООН определяющее значение имеет практическая сторона его Претворения в жизнь и что в связи с этим многое будет зависеть от Генерального секретаря. Расчет западных политиков сводился к тому, Что, используя свой огромный экономический и военный потенциал, Им удастся с помощью Генерального секретаря и его аппарата подчи­нить своему влиянию и контролю проведение на практике мероприя­тий ООН по поддержанию мира и безопасности.

Естественно, западные стратеги понимали, что «исправлять», «мо­дифицировать» принятые органами ООН решения в ходе их реали­зации мог бы только Генеральный секретарь, наделенный преиму­щественно политическими полномочиями и функциями. Но Устав ООН таких функций и полномочий Генеральному секретарю не пре­доставляет. В соответствии со статьей 97 Устава Генеральный сек­ретарь является «главным административным должностным лицом Организации» и особыми политическими полномочиями не обла­дает, да и не может обладать, ибо это противоречило бы самому су­ществу и «международному характеру» его обязанностей, в соответ­ствии с которыми Генеральный секретарь и Секретариат призваны обслуживать деятельность органов ООН и исполнять их решения и рекомендации.

Для того чтобы обойти эти четкие и ясные положения Устава, за­падные страны буквально с первых шагов деятельности ООН начали усиленно протаскивать свою, отличную от Устава ООН трактовку «особой мировой политической» роли Генерального секретаря, не идущей якобы ни в какое сравнение с положением Генерального сек­ретаря Лиги Наций, которое сводилось к сугубо административным функциям. Используя существовавшее в первые годы деятельности ООН послушное им большинство в Генеральной Ассамблее, США и другие западные страны пытались навязать собственное толкование роли Генерального секретаря, противоречащее Уставу Организации. Открыто эту точку зрения одной группы государств стали разделять и два первых Генеральных секретаря ООН. Так, Т. Ли, ссылаясь на то, что статья 99 Устава ООН дает Генеральному секретарю право «дово­дить до сведения Совета Безопасности о любых вопросах, которые, по его мнению, могут угрожать поддержанию международного мира и безопасности», настойчиво пытался доказать, что эта статья якобы возлагает на Генерального секретаря ООН «мировую политическую ответственность, которой не имели никогда прежде ни одно лицо, ни один представитель какой-либо одной страны». Видимо, понимая, что такой вывод ни в коей мере не вытекает из статьи 99 и других положе­ний Устава, Т. Ли пытался обосновать «дополнительные права» Ге­нерального секретаря тем, что они якобы проистекают из «правил процедуры Совета Безопасности, Генеральной Ассамблеи, Экономи­ческого и Социального Совета и Совета по Опеке» и что Генераль­ный секретарь был наделен правами «предлагать пункты повестки дня этих органов и принимать участие в дискуссии, которые в других слу-

чаях предоставлялись правительствам и представителям государств-членов».

Обосновывая «особую роль Секретариата в структуре Организа­ции Объединенных Наций» и так называемые «подразумеваемые пол­номочия» Генерального секретаря, якобы вытекающие из статьи 99 Устава, Т. Ли пытался представить дело таким образом, будто речь идет лишь о двух возможных подходах, двух разных концепциях по вопросу о роли Генерального секретаря, а именно, по его терминоло­гии, «минималистской» и «максималистской».

С его точки зрения, в соответствии с «минималистской» концеп­цией роль Генерального секретаря сводится в основном к осуществ­лению функций администратора и «закулисного миротворца» среди государств-членов, другими словами, к положению, которое занимал первый Генеральный секретарь Лиги Наций англичанин Э. Друммонд. Согласно «максималистской» теории, наоборот, Генеральные секре­тари Лиги Наций были «чересчур скромными», и в противополож­ность им Генеральный секретарь ООН «должен выступать как реши­тельный лидер международной мысли и действия, как воистину меж­дународный деятель, побуждающий государства-члены подняться выше их националистических привычек».

Отвергая с порога «минималистскую» теорию, которая, по его мне­нию, представляла собой «ограниченную концепцию», Т. Ли вместе с тем не решался, по крайней мере на словах, открыто солидаризиро­ваться с подходом «максималистов» и пытался занять, по его выра­жению, «прагматическую», «промежуточную» позицию между двумя указанными крайними точками зрения. Однако занятую Т. Ли «про­межуточную позицию» нельзя расценить иначе, как прием, направ­ленный на то, чтобы снять с себя ответственность за противоустав-ные действия, которые предпринимались им с ведома западных стран и которые невозможно закамуфлировать подобного рода методами. Не надо быть особенно проницательным, чтобы видеть, что такой прием сопоставления двух противоположных точек зрения понадо­бился Т. Ли для того, чтобы «обосновать» свою собственную концеп­цию, «доказать» правомерность наделения Генерального секретаря ООН особыми политическими полномочиями. Очевидно, понимая, что такой метод доказательства не всеми может быть признан убеди­тельным, Т. Ли заявлял, что Генеральный секретарь должен играть «большую политическую роль», однако вместе с тем вынужден был признать, что «имелись пределы осуществления его (Генерального

секретаря. - В. Ф.) инициативы - пределы текста Устава и, более того, пределы, установленные реальностью национальной и международ­ной политической жизни». Т. Ли весьма сетовал на то, что Генераль­ный секретарь, который «должен быть больше генералом, чем секре­тарем», не имел никаких дивизий и обладал лишь «моральной вла­стью», которая «в этом мире не является решающей».

Тем не менее, очевидно, под давлением некоторых западных стран, и прежде всего США, Т. Ли стал открыто выступать с прозападных позиций возвеличивания роли Генерального секретаря и наделения его, вопреки Уставу ООН и решительным возражениям Советского Союза и других социалистических стран, не присущими ему особыми поли­тическими функциями. При этом расчеты самого Т. Ли и западных стран строились на том, что, пользуясь «механическим большинством» в Генеральной Ассамблее, они смогут, несмотря на решительное про­тиводействие Советского Союза и других социалистических стран, фактически пересмотреть основополагающие постановления Устава ООН, касающиеся применения вооруженной силы от имени ООН, и, по существу, определять дальнейшее развитие деятельности ООН в важнейшей сфере взаимоотношений государств - в области под­держания международного мира и решения других политических за­дач. С помощью Т. Ли США и другие западные страны пытались создать в первые годы деятельности Организации ряд прецедентов, противоречащих основному конституционному документу Органи­зации, которые они надеялись «узаконить» в будущем и тем самым оп­ределить на много лет вперед основные направления деятельности ООН, целиком и полностью отвечающие целям и потребностям их экс­пансионистской внешней политики.

Нет необходимости говорить о том, что Т. Ли активно содейство­вал претворению в жизнь этих внешнеполитических установок запад­ной доктрины.

Основная идея Т. Ли заключалась в следующем: поскольку «Гене­ральная Ассамблея и Советы (имеются в виду Совет Безопасности, Экономический и Социальный Совет и Совет по опеке. - В. Ф.) явля­ются делающими политику органами, а между их сессиями часто бы­вают длительные периоды», то вся оперативная деятельность по ис­полнению общих решений этих органов сосредоточивается в руках Секретариата². Это открывало широкие возможности реализации ука­занных решений на практике в выгодном и отвечающем интересам западных стран плане.

Т. Ли явился ревностным поборником и вдохновителем многих идей и проектов, выдвигавшихся правящими кругами США и других западных государств и содействовавших вовлечению Организации в последующие годы в кризисы разного рода - конституционный, по­литический, финансовый и др., что нанесло огромный ущерб дея­тельности и престижу международной организации безопасности. Так, именно Т. Ли создал так называемый «внутренний кабинет» - бли­жайшее окружение Генерального секретаря - исключительно из числа лиц, представляющих западные страны, которые, по существу, вер­шили всеми делами в Секретариате ООН и усердно проводили ли­нию западных держав при осуществлении различных мероприятий ООН, в том числе и затрагивающих такую важную политическую об­ласть, как поддержание международного мира и безопасности.

Именно Т. Ли положил начало засилью в Секретариате ООН чи­новников из США и других западных стран, в результате чего, на­пример, представители англоязычных стран занимали еще в началь­ный период деятельности ООН 83% всех постов в Секретариате, а США имели половину всех подлежащих географическому распреде­лению постов, в то время как Советский Союз имел всего 1%. Что касается постов Секретариата ООН, не подлежащих географическо­му распределению, то здесь преобладание сотрудников из западных стран было абсолютным. И все это делалось вопреки ясному и не­двусмысленному требованию Устава ООН о том, что при назначении сотрудников Секретариата «должное внимание следует уделять важ­ности подбора персонала на возможно более широкой географиче­ской основе» (п. 3 ст. 101). В результате можно с определенностью констатировать, что Секретариат ООН вплоть до последнего време­ни находится под сильным влиянием политической линии США и Других западных стран.

Особенно неприглядную роль сыграл Т. Ли в одном из централь­ных вопросов деятельности Организации Объединенных Наций - со­здании и использовании вооруженных сил, предоставляемых в распо­ряжение Совета Безопасности в соответствии со статьей 43 Устава ООН в целях пресечения актов агрессии и других нарушений мира. В то вре­мя как Совет Безопасности и Военно-штабной комитет еще обсуж­дали основные принципы организации и применения таких сил, Т. Ли весной 1948 г., когда, по его словам, «уже было ясно, что не имеется возможности претворения в жизнь статьи 43 в предвидимом будущем», начал «обдумывать со своими советниками новый подход,

который мог бы обеспечить Совет Безопасности какими-нибудь воо­руженными силами». В качестве «пробного шара» для обхода статьи 43 Устава ООН Т. Ли выдвинул «идею небольших, набираемых на меж­дународной основе вооруженных сил, которые могли бы быть предо­ставлены Генеральным секретарем в распоряжение Совета Безопас­ности».

Хотя, как утверждал Т. Ли, основной целью выдвижения этой «идеи» было помочь «полностью преодолеть разногласия великих держав в Совете по статье 43», дальнейшие события показали, что главный смысл этого шага Генерального секретаря заключался в том, чтобы расчис­тить США и другим западным странам путь к созданию таких воору­женных сил ООН, которые можно было бы беспрепятственно исполь­зовать в односторонних интересах западных держав, не считаясь с Ус­тавом ООН и законными интересами и правами Советского Союза и других социалистических государств. Т. Ли явно делал ставку на то, чтобы лишить Совет Безопасности материальной основы осуществле­ния им своих важнейших полномочий по пресечению актов вооружен­ной агрессии и чтобы статья 43 Устава оставалась лишь неосуществи­мой «абсолютной целью»³. По сути, предложение Т. Ли о создании «стражи» ООН преследовало цель формирования постоянных воору­женных сил ООН. Впервые оно было подробно изложено во введении к годовому докладу Генерального секретаря от 5 июля 1948 г.

В этом введении Т. Ли обрисовал основные контуры и принципы создания «полицейских» сил ООН, которые в последующем были взя­ты на вооружение многочисленными авторами и адептами формиро­вания мировых вооруженных сил. Он высказался за «создание неболь­шого отряда охраны при Организации Объединенных Наций», кото­рый вопреки Уставу ООН должен был быть «сформирован Генеральным секретарем и находиться в распоряжении Совета Безопасности и Ге­неральной Ассамблеи». Хотя Генеральный секретарь и делал оговор­ку, что «этот отряд не должен быть использован вместо тех вооружен­ных сил, о которых идет речь в статьях 42 и 43 Устава», фактически он своим предложением положил начало многочисленным попыткам за­падных держав обойти и пересмотреть положения Устава по одному из основных конституционных вопросов - праву применять силу от имени ООН.

Характерно, что уже тогда, на заре деятельности ООН, Генераль­ный секретарь использовал доводы и мотивы для обоснования «пра­вомерности» создания «полицейских» сил ООН, которые потом без

устали повторялись и разрабатывались западными идеологами и по­литиками. Противоправный характер создания такого рода «отряда охраны» вытекает хотя бы из того факта, что его намечалось использо­вать для осуществления функций, возложенных Уставом исключитель­но на Совет Безопасности. Т. Ли считал, в частности, что такой отряд «можно будет использовать для охраны выездных миссий Организа­ции Объединенных Наций, при проведении плебисцитов под наблю­дением Организации и при наблюдении за выполнением условий пе­ремирий. Этот отряд может быть использован в качестве " полицей­ской" силы, действующей от имени Совета Безопасности или Совета по опеке в таких городах, как, например, Иерусалим или Триест, при установлении в них международного режима. К ней сможет также об­ратиться Совет Безопасности при применении им статьи 40 Устава, предусматривающей временные меры для предупреждения ухудшения угрожающей миру ситуации»⁴.

Таким образом, план Т. Ли преследовал далеко идущие цели по­дорвать усилия государств по реализации статьи 43 Устава о предо­ставлении контингентов вооруженных сил в распоряжение Совета Бе­зопасности в соответствии с соглашениями, заключенными между Советом и государствами - членами ООН. Не случайно план был выдвинут именно в 1948 г., когда переговоры по реализации статьи 43 в Военно-штабном комитете и в Совете Безопасности оказались фак­тически в тупике. Из приведенных высказываний Т. Ли также следу­ет, что решение вопроса о создании планируемых «полицейских» сил ООН целиком предполагалось возложить вопреки Уставу на Генераль­ного секретаря. Эта основная линия, направленная на наделение Ге­нерального секретаря не присущими ему по Уставу ООН функциями и полномочиями, настойчиво протаскивалась США и другими запад­ными странами в последующие годы и является, по сути, краеуголь­ным камнем западной доктрины создания вооруженных сил ООН вплоть до настоящего времени.

Вместе с тем характерно, что в плане Т. Ли использование «поли­цейских» сил ООН еще связывалось, по крайней мере на словах, с компетенцией Совета Безопасности принимать согласно статье 40 Ус­тава ООН временные меры и не ставился вопрос о так называемых «операциях ООН по поддержанию мира», якобы не предусмотрен­ных Уставом ООН. В то время операции такого рода понимались как действия или меры, принимаемые Советом Безопасности в рамках ста­тьи 40 Устава ООН. Все последующие концепции и теории о чем-то

исключительно новом и не предусмотренном Уставом появились для «обоснования» права Генеральной Ассамблеи принимать наряду с Со­ветом Безопасности решения об использовании силы от имени ООН.

В целом план Т. Ли был направлен на создание своеобразной «по­стоянной армии» ООН при Генеральном секретаре, минуя Совет Бе­зопасности и не считаясь с его полномочиями.

Однако, чтобы не вызвать подозрения, он предлагал начать фор­мирование такой «армии» с небольшого отряда. По его мнению, пред­лагаемый им отряд «не должен быть большим: от 1 тыс. до 5 тыс. че- j ловек - вполне достаточно, так как он будет поддержан авторитетом Организации Объединенных Наций»⁵.

Из рассмотрения плана Т. Ли, хотя его и не удалось в то время реа­лизовать, вытекают следующие основные выводы. Прежде всего, эти планируемые «полицейские» силы «стражи» ООН с самого начала пред­полагались в виде какой-то временной замены вооруженным силам ООН, предоставляемым в распоряжение Совета Безопасности соглас­но статье 43 Устава. Далее, Т. Ли прямо указывал, что такие силы со­здаются в виде предварительной меры «впредь до разрешения велики­ми державами своих разногласий относительно окончательной формы военных соглашений, которые они будут заключать с Советом Безо­пасности»⁶. Характерно, что в плане Т. Ли нет и упоминания о каких-либо «операциях» предполагаемых сил «стражи» ООН, а говорится только о «действиях» таких сил, что прямо подпадает под исключи­тельную компетенцию Совета Безопасности в соответствии с пунк­том 2 статьи 11 Устава ООН. Основной недостаток этого плана заклю­чался в том, что он привел к срыву усилий государств по реализации статьи 43 Устава и дал толчок выдвижению противоуставных планов и проектов создания вооруженных сил ООН.

План Т. Ли, кроме того, был явно направлен на создание постоян­ных международных «полицейских» сил, нанимаемых на службу Ге­неральным секретарем ООН, другими словами, представлял собой целиком противоречащую Уставу ООН концепцию, основанную на взглядах и представлениях по этому вопросу американских полити­ков и направленную на обход Совета Безопасности и фактический пересмотр основных положений Устава ООН, регулирующих исполь­зование военной силы от имени Организации.

Убедившись в бесплодности лобовой атаки на краеугольные по­ложения Устава ООН, Т. Ли, как показали последующие события, не оставил своих настойчивых попыток формирования военных и полу-

военных образований вне четко очерченных рамок, предусмотрен­ных Уставом ООН, и в обход ясно зафиксированной по этому вопро­су компетенции Совета Безопасности. Воспользовавшись развернув­шейся в 1948 г. арабо-израильской войной, Т. Ли вместе с Р. Банчем и другими американскими советниками стал активно добиваться «уч­реждения сухопутных сил ООН - чрезвычайных международных сил, состоящих из тех минимальных подразделений, которые большая пятерка была обязана предоставить в распоряжение Совета Безопас­ности». При этом основная идея его плана сводилась к тому, чтобы, используя критическое положение в Палестине, изъять из-под конт­роля Совета Безопасности вопросы комплектования, функциониро­вания и финансирования полувоенных сил такого рода.

Однако таким попыткам был дан решительный отпор со стороны Советского Союза и других социалистических стран, которым удалось исключить из этого плана его наиболее расходящиеся с Уставом ООН положения и добиться того, что вопросы направления, деятельности и финансирования небольших полувоенных образований, получивших название военных наблюдателей ООН, стали предметом обсуждения и решения Совета Безопасности. К сожалению, в то время из-за сложив­шегося большинства западных стран в Совете Безопасности не уда­лось решить вопрос комплектования и набора военных наблюдателей в соответствии с Уставом ООН. Несмотря на настойчивые возражения Советского Союза и других социалистических стран Генеральный сек­ретарь при поддержке западных держав вопреки Уставу ООН при­своил себе полномочия по комплектованию и организации деятель­ности военных наблюдателей. В результате аппарат военных наблю­дателей был целиком сформирован из представителей западных стран. Так, когда посредник ООН в Палестине на основании решения Со­вета Безопасности о направлении военных наблюдателей запросил в 1948 г. военный персонал для осуществления контроля за выполнени­ем условий перемирия в Палестине, Генеральный секретарь обратился только к правительствам США, Бельгии и Франции с просьбой «на­значить офицеров из состава их вооруженных сил для службы в каче­стве военных наблюдателей ООН».

Во время второго перемирия в Палестине, установленного в соот­ветствии с решением Совета Безопасности от 18 июля 1948 г., число военных наблюдателей достигло 500, причем подавляющее большин­ство составляли военнослужащие из западных стран. Т. Ли настой­чиво проводил линию на отстранение социалистических государств

от участия в работе аппарата военных наблюдателей, в результате, деятельность этого аппарата, по существу, оказалась под контролем узкой группы западных стран и не содействовала в полной мере осу­ществлению тех задач, которые были возложены на военных наблю­дателей Советом Безопасности.

Как показала практика функционирования военных наблюдате­лей в Палестине, Генеральный секретарь не только нарушил ясные положения Устава ООН, наделяющие исключительно Совет Безопас­ности функцией по комплектованию на широкой представительной основе сил военных наблюдателей, но и присвоил себе функции по охране и безопасности военных наблюдателей, не имеющих боевого оружия и снабженных лишь видимыми опознавательными знаками, свидетельствующими об их принадлежности к составу военных на­блюдателей ООН (флаг, эмблема, голубые береты и т.д.)- С этой це­лью уже в июле 1948 г. по просьбе посредника ООН Генеральный сек­ретарь набрал из состава служащих Секретариата ООН 50 охранни­ков и направил их в распоряжение посредника для оказания помощи военным наблюдателям при выполнении ими функций наблюдения за выполнением условий перемирия, охраны зданий ООН в Палести­не и др. Тем самым Т. Ли хотел создать выгодный для себя прецедент, чтобы облегчить протаскивание более широкого плана формирова­ния «стражи» ООН численностью от 5 тыс. до 10 тыс. человек.

Однако эта антиуставная идея встретила решительное противодей­ствие Советского Союза и других социалистических стран, которые справедливо считали, что в рамках Устава ООН нет места для реализа­ции проектов такого рода и что все усилия государств должны быть обращены на осуществление закрепленных в Уставе ООН положений относительно предоставления на основе заключенных соглашений во­енных контингентов в распоряжение Совета Безопасности. Эта идея находилась в настолько вопиющем противоречии с Уставом ООН, что даже прозападное большинство Генеральной Ассамблеи в 1948 г. вы­нуждено было ее отвергнуть. Сам Т. Ли признал, что идея «набирае­мых на международной основе полицейских сил была слишком ради­кальной для многих правительств» и поэтому неприемлемой».

Встретив по меньшей мере холодный прием большинства госу­дарств - членов ООН, Т. Ли не прекратил попыток протащить свою идею хотя бы в модифицированном виде. С этой целью он добивался создания специального комитета Генеральной Ассамблеи для рассмот­рения его предложения и представил во многом измененный вариант

своего плана. Данный план был также значительно пересмотрен Ге­неральной Ассамблеей, которая несмотря на возражения социали­стических стран в результате все же одобрила идею так называемой «полевой службы ООН». Т. Ли не скрывал разочарования, так как речь шла о «маленькой группе», которая «ни в коей мере не является армией или стражей Объединенных Наций»⁷, и не удалось протащить идею западных государств относительно создания крупных подразде­лений постоянных «полицейских» сил ООН, которые можно было бы использовать по их усмотрению для подавления национально-освобо­дительного и революционного движений народов и «наведения поряд­ка» в колониальных и зависимых странах и которые были призваны подменить вооруженные силы, предусмотренные статьей 43 Устава ООН и предоставляемые в распоряжение Совета Безопасности. Вмес­то планируемых постоянных «полицейских» сил ООН, набираемых и используемых без всякого контроля со стороны Совета Безопасности, что позволило бы сконцентрировать в руках Генерального секретаря всю полноту политической и исполнительной власти, Т. Ли пришлось довольствоваться небольшой группой сотрудников «полевой службы ООН», которую он поспешил включить в качестве специального отде­ления в состав Секретариата. Основная задача этой группы заключа­лась в оказании технической помощи миссиям ООН в разных странах, охране помещений, принадлежащих ООН, обслуживании и ремонте средств связи, транспорта и т.д.

Однако провал планов создания постоянных «полицейских» сил ООН не остановил Т. Ли в его настойчивых попытках фактическим путем ревизовать закрепленную в Уставе ООН процедуру комплек­тования и использования вооруженных сил и тем самым изменить в пользу Секретариата предусмотренное Уставом соотношение компе­тенции главных органов Организации. В марте 1950 г. он выдвинул в своей так называемой Двадцатилетней программе достижения мира через Организацию Объединенных Наций, полностью отражающей американскую точку зрения, новое предложение: «в качестве первого шага для преодоления тупика в создании вооруженных сил, находя­щихся в распоряжении Совета Безопасности (ст. 43 Устава), заклю­чить " временное соглашение" по созданию небольших сил, достаточ­ных для предупреждения или подавления локальных конфликтов, Угрожающих международному миру».

Развивая это предложение, Т. Ли стремился представить дело та­ким образом, что его предложение якобы вытекает из дискуссии по

вопросу об основных принципах предоставления военных контин-гентов в распоряжение Совета Безопасности по статье 43 Устава ООН, которая проводилась в Совете и Военно-штабном комитете, и что целью этого предложения является достижение «временного согла­шения относительно небольших вооруженных сил, состоящих, на­пример, из самого минимального числа сухопутных, морских и воз­душных сил, предложенного какой-либо одной великой державой», j Другими словами, Т. Ли стремился после провала на Генеральной Ассамблее активно поддерживаемого им англо-американского плана создания вооруженных сил ООН добиться осуществления этого же плана, получив «временное» согласие на него всех великих держав -постоянных членов Совета Безопасности. Естественно, эта попытка встретила решительное противодействие со стороны социалистиче­ских стран, которые разгадали маневры Генерального секретаря и со­рвали его намерения протащить «под другим соусом» антиуставные планы создания постоянной армии ООН и торпедировать тем самым усилия государств по реализации важных положений Устава ООН, касающихся предоставления военных контингентов в распоряжение Совета Безопасности.

О том, к чему могла бы привести реализация западных планов со­здания вооруженных «полицейских» сил ООН, настойчиво протаски­ваемых Генеральным секретарем Т. Ли, наглядно свидетельствует опыт корейской авантюры США. Во время войны в Корее в 1950— 1953 гг. Т. Ли открыто продемонстрировал откровенно интервенцио­нистскую суть проектируемых международных «полицейских» сил, создаваемых в нарушение основных положений Устава ООН и ис­пользуемых исключительно в интересах правящих кругов США и дру­гих западных стран. В ходе, по существу, односторонней интервен­ции США в Корее Т. Ли, воспользовавшись отсутствием представи­теля СССР в Совете Безопасности, активно содействовал претворению в жизнь американских планов по использованию ООН в интервен­ционистских целях. Он стал одним из инициаторов навязывания Со­вету Безопасности трех незаконных резолюций от 25, 27 июня и 7 июля 1950 г., призванных служить ширмой для одностороннего вооружен­ного вмешательства США во внутренние дела корейского народа и предусматривавших с этой целью передачу флага ООН вооруженным силам США и создание так называемого «объединенного командова­ния», фактически находящегося целиком и полностью под контро­лем Пентагона и слепо выполняющего его волю.

Хотя Т. Ли заявил, что его роль в корейской войне сводилась яко­бы лишь к «исполнению решения законодательных органов Органи­зации Объединенных Наций», фактически же он пошел значительно дальше и всеми силами стремился придать хотя бы видимость закон­ности и обеспечить хотя бы внешне «международный» характер пред­принятых в одностороннем порядке еще до принятия каких-либо ре­шений со стороны органов ООН военно-силовых действий против корейского народа. Он также настойчиво добивался создания в по­мощь американским войскам в Корее «международной бригады» из добровольцев разных стран, выступающей под флагом ООН и нахо­дящейся целиком в подчинении американского командования в Ко­рее. После того как эти проекты провалились, Т. Ли выступил актив­ным поборником принятия американского «плана Ачесона», тогдаш­него государственного секретаря США, в соответствии с которым Генеральной Ассамблее была навязана вопреки решительным возра­жениям и противодействию Советского Союза и других социалисти­ческих стран пресловутая резолюция 377 (V) «Единство в пользу мира».

Смысл этой резолюции, направленной на подрыв компетенции Совета Безопасности, состоял в том, чтобы, если Совет Безопасности будет заблокирован вето, иметь возможность в течение 24 часов со­звать чрезвычайную специальную сессию Генеральной Ассамблеи, которая могла бы принять решение о применении вооруженной силы от имени ООН. Принятая «механическим большинством» резолю­ция 377 (V) предусматривала также создание Комитета коллектив­ных мероприятий, который должен был в консультации с Генераль­ным секретарем исследовать методы поддержания и укрепления международного мира и безопасности. В резолюции содержалась также рекомендация государствам - членам ООН выделить из чис­ла своих вооруженных сил отдельные специальные контингенты для предоставления их в распоряжение Организации. Для оказания госу­дарствам «технической помощи» по организации, подготовке и сна­ряжении таких контингентов Генеральный секретарь в соответствии с этой резолюцией и с одобрения Комитета коллективных мероприя­тий уполномочивался назначить специальную группу военных экс­пертов. Из этой резолюции явствует, что она представляла собой, по сути, подкоп под все основные положения Устава ООН, в том числе относящиеся к разграничению компетенции Совета Безопасности и Других главных органов ООН, а также к созданию и использованию вооруженных сил.

Резолюция Генеральной Ассамблеи 377 (V) находилась в вопию­щем противоречии с Уставом ООН, но зато она полностью учитыва­ла опыт корейской авантюры США, этого, по словам Т. Ли, «первого прецедента вооруженной международной полицейской акции на вой­не». Видимо, понимая полную юридическую несостоятельность сво­их антиуставных взглядов, частично нашедших отражение в указан­ной резолюции, Т. Ли в конце семилетнего пребывания на посту Ге­нерального секретаря ООН выступил решительным сторонником коренного пересмотра Устава ООН путем, в частности, ограничения действия или ликвидации принципа единогласия постоянных членов Совета Безопасности, расширения компетенции Генеральной Ассам­блеи, наделения ее правом принимать решения о создании и исполь­зовании вооруженных сил и т.д. Это было логическим завершением его деятельности по протаскиванию разного рода западных проектов и планов «укрепления» ООН и создания вооруженных сил Организации. Начав с попыток «конструктивного» толкования положений Устава ООН, Т. Ли, как большинство западных идеологов и политиков, ока­зался в конце концов в лагере наиболее ярых противников Устава ООН и вдохновителей ревизии его основных положений.

С уходом Т. Ли с поста Генерального секретаря ООН в 1953 г. и назначением на этот пост Дага Хаммаршельда попытки западных го­сударств фактическим путем пересмотреть основные положения Ус­тава ООН, определяющие соотношение компетенции главных орга­нов ООН и четко устанавливающие порядок и методы создания и использования вооруженных сил ООН, не прекратились, а, наобо­рот, усилились. Следует отметить, что Хаммаршельд оказался не в состоянии удержаться на позициях объективного и беспристрастно­го, как требует Устав ООН, осуществления функций Генерального секретаря и, возомнив себя «политическим лидером международно­го масштаба», стал по примеру своего предшественника открыто про­водить линию одной узкой группы стран - США и других западных государств. Вскоре после назначения на пост Генерального секрета­ря Хаммаршельд развил бурную политическую активность и проявил себя верным проводником идей и концепций западных идеологов и политиков, стремящихся с помощью «кнопочного большинства» в Генеральной Ассамблее и прозападного засилья в Секретариате ООН подчинить своему идеологическому и политическому воздействию всю деятельность Организации Объединенных Наций. Хаммаршельд

не только содействовал претворению в жизнь западных концепций и взглядов относительно создания международных вооруженных сил ООН, но и принял активное участие в теоретическом и юридическом «обосновании» организационных и политических начал и принци­пов таких вооруженных сил.

Не случайно творцами западной внешнеполитической доктрины в качестве образца берется опыт проводимых в прошлом в наруше­ние Устава ООН так называемых операций на Ближнем Востоке, в Ливане, Иордании и Конго. Решающую роль в разработке «руково­дящих принципов» создания вооруженных сил ООН в обход Устава сыграл, по мнению западных ученых и политиков⁸, Генеральный сек­ретарь ООН Д. Хаммаршельд, который изложил их в своем докладе «Чрезвычайные вооруженные силы ООН. Краткий обзор опыта, при­обретенного в связи с созданием вооруженных сил»⁹ на 13-й сессии Генеральной Ассамблеи в 1958 г. В этом докладе Хаммаршельд пы­тался обосновать «правомерность» создания вооруженных сил ООН в прямое нарушение четких и недвусмысленных положений Устава и доказать, что основные принципы создания и функционирования пер­вых Чрезвычайных вооруженных сил (ЧВС-I) могут быть использо­ваны при проведении будущих операций ООН. В основе его проти­воречащей Уставу ООН концепции лежала идея о том, что не Совет Безопасности, а Генеральная Ассамблея может учреждать вооружен­ные силы «в качестве вспомогательного органа Генеральной Ассамб­леи, созданного на основании статьи 22 Устава».

Фактическое создание Чрезвычайных вооруженных сил, как от­мечается в упомянутом докладе Генерального секретаря, было осу­ществлено быстро. Меньше чем за три дня Генеральная Ассамблея резолюциями 998 (ES-1), 1000 (ES-1), 1001 (ES-1) соответственно от 4, 5 и 7 ноября 1956 г. создала вооруженные силы ООН, назначила начальником этих вооруженных сил генерал-майора Э. Бернса и ут­вердила некоторые руководящие принципы, касающиеся роли, со­става, комплектования, организации, функционирования и финан­сирования Чрезвычайных вооруженных сил-I, а также одобрила их Функции, как они были определены Генеральным секретарем в его Докладе от 6 ноября 1956 г.

Характерно, что, пытаясь обосновать право Генеральной Ассамб­леи создавать вооруженные силы, западные теоретики часто ссылают­ся на специфический характер выполняемых такими силами функций, якобы коренным образом отличных от принудительных действий, пре-

дусматриваемых главой VII Устава ООН. Однако практика показыва­ет, что этот довод весьма сомнителен и не выдерживает критики. Хо­рошо известно, что использование вооруженных сил, в какой бы фор­ме оно ни осуществлялось - в виде прямых военных действий или по­лицейских акций, является действием, а в соответствии с пунктом 2 статьи 11 Устава ООН «любой такой вопрос, по которому необходимо 1 предпринять действие, передается Генеральной Ассамблеей Совету Безопасности до или после обсуждения». Другими словами, Устав ясно предусматривает, что Совет Безопасности обладает исключительной компетенцией в области принятия решений по осуществлению дей­ствий, связанных с применением силы от имени ООН.

Именно такого рода действия осуществлялись Чрезвычайными вооруженными силами-1, на которые, как следует из упомянутого док­лада Генерального секретаря, «была возложена двоякая задача - сна­чала обеспечить и провести в жизнь прекращение огня и отвод воо­руженных сил с египетской территории, а позднее - поддерживать мир и спокойствие в районе посредством расположения войск вдоль египетско-израильской демаркационной линии перемирия в районе Газы и к югу от нее, вдоль международной границы. Эта двоякая роль предопределила размеры, организацию, снаряжение и расположение Чрезвычайных вооруженных сил».

Видимо, понимая невозможность найти в Уставе ООН хоть какое-то положение, которое могло придать видимость законности мерам Генеральной Ассамблеи и Генерального секретаря по учреждению Чрезвычайных вооруженных сил, доклад Генерального секретаря ог­раничивался лишь общим указанием на то, что эти силы были «со­зданы на основе принципов, нашедших свое отражение в структуре и в Уставе самой Организации Объединенных Наций». Противоправ­ный характер операций с применением вооруженных сил ООН за­падные стратеги и политики всеми силами пытались затушевать и представить в виде «новых» путей развития положений Устава ООН, «творческого» метода применения Устава. Противоречащий Уставу ООН характер созданных по решению Генеральной Ассамблеи Чрез­вычайных вооруженных сил подчеркивался тем обстоятельством, что их функции, организация и полномочия целиком определялись Ге­неральным секретарем, а точнее, через него США и другими страна­ми - членами блока НАТО.

Следует отметить, что основным недостатком «новой» концепции создания вооруженных сил ООН является, по существу, полное уст-

ранение от решения всех вопросов, связанных с составом, организа­цией и функционированием таких сил, основного органа ООН, не­сущего согласно Уставу «главную ответственность за поддержание международного мира и безопасности», - Совета Безопасности. Так, командующий Чрезвычайными вооруженными силами в соответствии с полномочиями, предоставленными ему «в консультации с Генераль­ным секретарем», имел «право набирать офицеров для вооруженных сил в различных государствах, являющихся членами Организации, но не членами Совета Безопасности»¹⁰. В противоречие с Уставом Ге­неральный секретарь единолично присвоил себе полномочия по ре­шению всех вопросов создания, статуса и деятельности вооруженных сил ООН.

Главной особенностью этой «новой» концепции является то, что в своей основе она исходит из полного игнорирования принципиаль­ных положений Устава ООН, относящихся к вопросам применения силы для поддержания или восстановления международного мира. Как подчеркивалось в Меморандуме Правительства СССР о некото­рых мерах по усилению эффективности ООН в обеспечении между­народного мира и безопасности от 10 июля 1964 г., «эти положения Устава ООН наполнены глубоким смыслом. Они создают единствен­ную основу, обеспечивающую возможность такого применения воо­руженных сил ООН, при котором эти силы не будут использоваться в узких, односторонних интересах каких-либо отдельных государств или групп государств в ущерб интересам других государств, что могло бы вести не к укреплению мира, а лишь к еще большему обострению обстановки. Такой основой является согласие постоянных членов Совета Безопасности по всем основным вопросам, относящимся к созданию, использованию и финансированию в каждом отдельном случае вооруженных сил ООН»¹¹.

В нарушение порядка, предусмотренного Уставом ООН, Чрезвы­чайные вооруженные силы были созданы по решению 1-й чрезвы­чайной специальной сессии Генеральной Ассамблеи, созванной в со­ответствии с пресловутой резолюцией 377(V) от 3 ноября 1950 г. «Единство в пользу мира». Не менее противоправны и другие глав­ные особенности Чрезвычайных вооруженных сил, как они были оп­ределены в упоминавшемся «Кратком обзоре» Хаммаршельда. Так, Генеральный секретарь писал, что функции Чрезвычайных вооружен­ных сил «носят исключительно международный характер, поскольку связаны с вооруженными конфликтами между государствами и их

цель состоит в содействии выполнению принятых Генеральной Ас­самблеей резолюций, относящихся к этому конфликту»¹². Тем самым полностью обходятся и игнорируются полномочия центрального орга­на ООН - Совета Безопасности.

Справедливо отмечая, что «вопрос о составе вооруженных сил, образованных из национальных контингентов, предложенных для службы, является основным», Генеральный секретарь под давлением США и других западных стран счел возможным и здесь обойти Устав ООН. В результате Чрезвычайные вооруженные силы были сформи­рованы «из национальных контингентов, принятых на службу Гене­ральным секретарем из числа тех, которые были добровольно пред­ложены государствами - членами Организации».

Чтобы хоть как-то обосновать отход от Устава ООН, западные те­оретики и политики выдвинули концепцию об исключительном, «по­лувоенном», «полицейском» характере Чрезвычайных вооруженных сил, возможность создания которых авторы Устава якобы не могли предвидеть и появление которых было вызвано изменившимися ус­ловиями развития международных отношений. Вот какую характе­ристику таким силам давал, например, Генеральный секретарь в 1958 г., что впоследствии в различных версиях повторялось и обосновыва­лось западными идеологами: «Чрезвычайные вооруженные силы не обладают иными правами помимо тех, которые необходимы для осу­ществления функций, порученных им Генеральной Ассамблеей и одобренных соответствующей страной или странами. Эти вооружен­ные силы носят полувоенный характер и представляют собой нечто гораздо большее, чем корпус наблюдателей, но они никоим образом не являются военной силой, осуществляющей с помощью оружия хотя бы временный контроль над территорией, на которой они располо­жены; они также не преследуют каких-либо военных целей и не вы­полняют военных функций помимо тех, которые необходимы для обеспечения мира, в предположении, что стороны в конфликте при­мут все необходимые меры для соблюдения рекомендаций Генераль­ной Ассамблеи». Инициаторы создания Чрезвычайных вооруженных сил, желая соблюсти хоть какую-то видимость законности, заявляли, что должен действовать принцип, согласно которому «избегался бы прием на службу военнослужащих, принадлежащих одному из госу­дарств, являющихся постоянными членами Совета Безопасности, или стране, интересы которой в силу географических или других причин особенно затрагиваются конфликтом».

На практике сложилась парадоксальная ситуация, когда все во­просы, связанные с использованием вооруженных сил и их финан­сированием, решались Генеральным секретарем, а точнее проамери­канским ядром Секретариата, оплата же все возрастающих расходов по содержанию таких сил возлагалась на государства, не только не принимавшие участия в использовании этих сил, но и решительно указывавшие на незаконность их создания.

По существу, все вопросы, связанные с использованием и управ­лением Чрезвычайными вооруженными силами, были предметом рас­смотрения узкой группы служащих Секретариата ООН. Как призна­ется в цитируемом «Кратком обзоре» Хаммаршельда, на практике действия Чрезвычайных вооруженных сил «служат примером плодо­творного сотрудничества военных и гражданских властей. Вопросы, касающиеся их управления и финансирования, поддержания связи, технического и другого обслуживания, решаются в рамках Секрета­риата Организации Объединенных Наций. Резолюции Генеральной Ассамблеи уполномочивают Генерального секретаря принимать все исполнительные и административные меры, необходимые для эффек­тивного функционирования Чрезвычайных сил».

Просто удивительно, насколько мало ценились американскими правящими кругами основные положения Устава ООН и как быстро они были преданы забвению. США и другие западные страны пола­гали, что, используя существовавшее в первые годы деятельности ООН «механическое большинство» в Генеральной Ассамблее, а также опи­раясь на послушного Генерального секретаря, можно совершенно не считаться с положениями Устава ООН и ставить мировое сообщество государств перед свершившимся фактом создания международных вооруженных сил. Именно поэтому, видимо, авторы проекта созда­ния Чрезвычайных вооруженных сил особенно не утруждали себя тщательной аргументацией их правового статуса. Они считали впол­не достаточным заявить, что «положение о Чрезвычайных силах ут­верждает их международный характер как вспомогательного органа Генеральной Ассамблеи. Ассамблея имела в виду, что Чрезвычайные силы будут носить временный характер и что продолжительность их существования будет определяться требованиями чрезвычайных об­стоятельств, а их задачи и правовая основа будут устанавливаться толь­ко Ассамблеей».

Одной из целей плана западных стран по созданию вооруженных сил ООН, как показывает практика операций на Ближнем Востоке и

в Конго, была концентрация всех прав и полномочий по практиче­скому осуществлению операций в руках Генерального секретаря ООН. По признанию самого Генерального секретаря, «резолюции Генераль­ной Ассамблеи, содержащие решения по различным политическим вопросам, требовали от Генерального секретаря принятия на себя важ­ных дополнительных обязанностей». На деле дополнительные пол­номочия толковались весьма широко и покрывали практически все вопросы, касающиеся создания и функционирования вооруженных сил ООН.

В связи с созданием Чрезвычайных вооруженных сил был учреж­ден Консультативный комитет в составе семи представителей госу­дарств - членов ООН под председательством Генерального секрета­ря. Комитет должен был «содействовать Генеральному секретарю в планировании этих вооруженных сил и их операций», а также «про­сить, следуя обычной процедуре, о созыве Генеральной Ассамблеи и представлять Ассамблее доклады в случае возникновения вопросов, которые, по его мнению, носят настолько срочный и важный харак­тер, что требуется рассмотрение их самой Генеральной Ассамблеей». На практике деятельность этого комитета вылилась в обсуждение во­просов, касающихся Положения о Чрезвычайных вооруженных си­лах, основных принципов, которых должны придерживаться эти воо­руженные силы в отношении самообороны, а также вопроса о выдаче медалей - другими словами, стала еще одной ширмой неконтролиру­емой, незаконной практики единоличного принятия Генеральным секретарем решений по всем вопросам функционирования вооружен­ных сил ООН.

Для придания видимости коллективного руководства Чрезвычай­ными вооруженными силами на первоначальном этапе была создана группа военных представителей стран, предоставивших войска для участия в Чрезвычайных силах. Эти представители заседали в каче­стве «неофициального военного консультативного комитета» в цент­ральных учреждениях ООН на первоначальных этапах организации Чрезвычайных вооруженных сил. Группа заседала «под неофициаль­ным председательством генерал-майора, временно назначенного в качестве личного консультанта Генерального секретаря по военным вопросам, касающимся Чрезвычайных вооруженных сил Организа­ции Объединенных Наций», и занималась военными аспектами пер­воначального планирования, а также давала консультации по вопро­сам военной организации, транспорта, снаряжения и снабжения.

Иначе говоря, эта группа была призвана по замыслу нарушителей Устава ООН подменить собой Военно-штабной комитет - постоян­ный вспомогательный орган Совета Безопасности. Таким образом, даже в каждом отдельном конкретном мероприятии, связанном с со­зданием Чрезвычайных вооруженных сил, проскальзывает стремле­ние не считаться с положениями Устава ООН, претворить в жизнь отвечающую целиком интересам западных стран антиуставную кон­цепцию создания международных вооруженных сил.

Характерно, что Хаммаршельд, анализируя правовую сторону дей­ствий ООН в Иордании и Ливане в 1958 г., прямо выступил против создания и использования «полицейских» сил ООН в подобного рода ситуациях. Он предостерегал, по существу, против повторения опыта создания Чрезвычайных вооруженных сил в других обстоятельствах, особенно приближающихся к тем, которые можно охарактеризовать как «внутренний конфликт». Хаммаршельд, в частности, справедли­во подметил, что «трудно предположить, чтобы силы Организации Объединенных Наций могли действовать в Ливане без того, чтобы стать скоро стороной во внутреннем конфликте, возникшем между гражданами этой страны. В Иордании пребывание сил Организации Объединенных Наций рассматривалось правительством трудносов­местимым с осуществлением им полного суверенитета в отношении народа и территории этой страны». Может быть, сам того не желая, Хаммаршельд, по сути, признал, что любое действие, связанное с при­менением вооруженных сил и предпринятое ООН в обход Совета Безопасности, рано или поздно, неминуемо выльется в акт вмеша­тельства определенной группы стран во внутренние дела суверенно­го государства. Однако западные ученые старательно замалчивают в своих трудах эти «соображения» Хаммаршельда.

Исследование Генерального секретаря ООН Д. Хаммаршельда имело целью подытожить незаконную с точки зрения Устава ООН практику единоличного решения Генеральным секретарем всех во­просов, связанных с фактическим осуществлением операций ООН в Суэце в 1956 г. и в Ливане и Иордании в 1958 г. Этим исследованием Хаммаршельд стремился заложить основу и определить схему буду­щего использования вооруженных сил и аппарата наблюдателей ООН. В соответствии со схемой Хаммаршельда резолюции Совета Безопас­ности и Генеральной Ассамблеи должны содержать лишь общую ди­рективу в отношении использования силы от имени ООН, а вопроса­ми конкретного использования вооруженных сил ООН и руковод-

ства их действиями на практике должны заниматься исключительно Генеральный секретарь и его аппарат. Иными словами, эта схема пред­ставляла собой попытку западных государств полностью не считать­ся с Уставом по одному из важнейших вопросов - применению воо­руженной силы от имени ООН. Свою несостоятельность и беспоч­венность эта схема наглядно обнаружила в ходе операции ООН в Конго.

Служение интересам одной лишь западной группы государств осо­бенно отчетливо проявилось в ходе проведения так называемой опера­ции ООН в Конго, когда Генеральному секретарю под давлением за­падных стран пришлось отказаться от сформулированных им в 1958 г. «основных принципов и правил» формирования вооруженных сил ООН и их использования и когда антиуставная концепция проведе­ния так называемых операций ООН по поддержанию мира под руко­водством Генерального секретаря, столь усердно разрабатываемая западными теоретиками и политиками, обнаружила свою полную не­состоятельность и бесперспективность.

В самом деле, если еще в 1958 г. Генеральный секретарь сформули­ровал правило, согласно которому «не допускается использование ча­стей Организации Объединенных Наций в ситуациях, носящих исклю­чительно внутренний характер»¹³, то спустя два года в ходе «конголез­ской операции» он вынужден был пренебречь этим правилом и, по существу, использовать вооруженные силы ООН в качестве активной силы во внутренней борьбе, развернувшейся в Конго в результате гру­бого вмешательства извне со стороны американских, бельгийских, анг­лийских и иных финансовых монополий. Все это привело в конечном счете к беспрецедентному событию - зверской расправе над премьер-министром законного правительства Конго П. Лумумбой.

Как указывалось в заявлении постоянного представительства СССР при ООН от 7 ноября 1964 г., «вся история " операции ООН" в Конго свидетельствует о том, что эта операция, вопреки известным решениям Совета Безопасности, проводилась не в интересах конго­лезского народа, не в интересах обеспечения независимости, сувере­нитета и территориальной неприкосновенности Республики Конго и, следовательно, не в интересах Объединенных Наций, а в интере­сах колонизаторов, стремившихся - и все еще стремящихся - снова установить свое господство, свою власть над конголезским народом, снова получить возможность грабить и эксплуатировать народ Конго и принадлежащие ему естественные богатства»¹⁴.

В угоду интересам западных государств Генеральному секретарю пришлось отказаться и от другого сформулированного им в 1958 г. правила, согласно которому вооруженные силы ООН «не должны использоваться для навязывания какого-либо определенного поли­тического решения существующих проблем или для воздействия на соотношение политических сил, которое является решающим в этом вопросе». Хорошо известно, что в ходе операции в Конго вооружен­ные силы ООН использовались в качестве инструмента проведения политики западных стран и для грубого вмешательства и воздействия на решение внутренних политических проблем этого суверенного африканского государства.

Было предано забвению и правило, зафиксированное в исследовании Генерального секретаря 1958 г., согласно которому «полномочия, предо­ставленные определенной группе Организации Объединенных Наций, не могут использоваться в пределах данной территории ни параллель­но с полномочиями представителей правительства данной страны, ни в сотрудничестве с ними на основе любых совместных мер. Другими словами, мероприятия Организации Объединенных Наций должны быть совершенно отдельными и отличными от мероприятий национальных властей». На практике действия вооруженных сил ООН в Конго выли­лись, по существу, в активную поддержку сил, выступавших против деятельности законного правительства по наведению порядка в стра­не. Иначе говоря, вооруженные силы ООН в Конго не выполняли «по­лицейских функций», а превратились, по выражению самих западных исследователей, в «политический инструмент»¹⁵, использовавшийся для подавления в интересах крупных западных государств прогрессивных национально-освободительных сил в Конго.

Но, несомненно, самый сокрушительный, по сути, смертельный удар по так долго и усердно разрабатываемой западными идеологами и политиками концепции «полицейских операций с применением во­оруженных сил ООН» был нанесен самим Хаммаршельдом в авгу­сте-сентябре 1961 г., когда Генеральный секретарь принял решение использовать войска ООН в развернувшейся борьбе бельгийских, анг­лийских и американских монополий в Конго и пытавшейся отделить­ся Катанге. Под воздействием американских правящих кругов, кото­рые только в 1961 г. в дополнение к своей доле в 32, 2 млн долларов оплатили также свыше половины всех причитающихся с малых стран взносов¹⁶, Хаммаршельд вынужден был прибегнуть к прямым воен­ным действиям и тем самым отказаться от сформулированного им

основного принципа, согласно которому персонал, занятый в опера­циях ООН, должен быть оснащен «только оружием, необходимым для самообороны» и «никогда не может брать на себя инициативу по при­менению вооруженной силы». Отказ от этого принципа означал, по существу, полный провал и дискредитацию концепции «полицейс­ких» операций ООН, носящих будто бы «полувоенный характер» и якобы коренным образом отличающихся от наступательных действий, предусматриваемых главой VII Устава ООН.

Дело в том, что адепты концепции «нового» типа операций ООН, пытаясь обосновать их специфический, отличный от принудитель­ных действий по главе VII Устава характер, утверждали, что основ­ным отличительным признаком таких «полицейских» операций яв­ляется весьма ограниченное использование при их проведении права на самооборону, а также, как указывал Хаммаршельд, «запрещение любой инициативы в применении вооруженной силы». Проведение такой разграничительной линии между принудительными действия­ми согласно главе VII Устава ООН и «полицейскими» операциями понадобилось для того, чтобы хоть как-то обосновать «особый» тип операций ООН с применением вооруженных сил и на этой основе доказать «право» Генерального секретаря проводить операции тако­го рода. Но еще в 1958 г. Хаммаршельд сознавал, что на практике та­кую разграничительную линию провести очень трудно. О том, какое большое значение придавал он ограниченному использованию права на самооборону как «основному элементу» всей концепции, свидетель­ствует хотя бы то обстоятельство, что еще в 1958 г. Хаммаршельд пря­мо указывал: «Широкое толкование права на самооборону может очень легко стереть грань между операциями того характера, кото­рый обсуждается в настоящем докладе (т.е. «полицейскими» опера­циями. - В.Ф.), и боевыми операциями, которые требуют решения на основании главы VII Устава».

Хаммаршельд прекрасно понимал, что если эта грань будет стер­та, то неизбежно обнажится и вся противоправная, противоречащая Уставу суть концепции «полицейских» операций. И все же под давле­нием правящих кругов США и других западных стран он вынужден был пойти на это. Отказавшись от им самим сформулированных ос­новных принципов и правил, Хаммаршельд лишил операции в Кон­го и без того шаткой юридической основы и продемонстрировал пе­ред всем миром, к чему, в конечном счете, приводит любое наруше­ние краеугольных положений Устава ООН.

«Конголезская операция» и последующая деятельность ООН вскры­ли всю несостоятельность и антиуставную сущность основной концеп­ции западных стратегов и политиков о так называемых делегируемых полномочиях Генерального секретаря, сформулированной в сжатом виде Хаммаршельдом в его последнем введении к годовому докладу Генерального секретаря в 1961 г. Рассматривая различные формы осу­ществления Советом Безопасности деятельности исполнительного ха­рактера и отмечая разнообразие таких мер (создание подкомитетов для сбора фактического материала, «полицейских» сил под эгидой ООН и др.), он пытался обосновать право Генерального секретаря осуще­ствлять специальные политические функции от имени ООН. В част­ности, Хаммаршельд утверждал, что «поскольку эти или многие из этих мер требуют централизованных административных действий, которые не могут осуществляться Сове